Сергей Долженко: Государственная безопасность. Роман

© Сергей Долженко, 2016

ISBN 978-5-4483-2122-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Урмас стоял на крыльце поссовета в бесполезной тени карагачей и терпеливо ждал, пока его не позовут. Над Тар-тарами солнце, казалось, проходило наиболее низко, и от нестерпимого жара самый воздух был сух и горек.

Заявление на выписку покрывалось пятнами от потных пальцев, но в приемную заходить не хотелось – из открытых и подпертых шваброй дверей несло легким тошнотным запахом отсыревших за весну стен и половиц.

– Эй, парень! – окликнули его из низкого оконца.

Урмас вошел в полутемную комнату секретаря. Занавески истерто-розового цвета, неразборчивые портреты и плакаты на стенах… на сейфе стеклянный кувшин с мутной коричневой водой, в которой плавал обезображенный смертью цветок.

Секретарь сидела за узким, как операционная кушетка, столом.

– Что у тебя?

– Выписаться надо, – подал он заявление.

– Кому надо? Мне? – взяла бумагу, прочитала, вытащила из сейфа картотеку.

– И куда ты собрался?

– Домой.

– Так, ты у нас молодой специалист. По направлению. Нет, выписать не могу.

– Почему?

– Пусть на заявлении директор школы распишется, что не возражает.

– Но по закону его подпись не нужна, – заволновался Урмас, сознавая, что спорить с ней бесполезно, во-первых; во-вторых, директор скоро не распишется, если вообще распишется…

– По какому закону? – подозрительно спросила она.

– По союзному…

– Вот езжай в свой Союз и выписывайся, – отрезала она и повернулась к окну – волоча за собой клубы желтой пыли, к поссовету подъехал остроносый «пазик». Заскрипел, застучал двигателем и смолк.

Секретарь проворно вскочила и, забыв о нагловатом просителе, побежала на выход. Урмас вздохнул, поднялся. Зайти в школу требовалось и потому, что там лежал его диплом.

Из автобуса выбрались двое милицейских и седенький, перепачканный глиной фельдшер. В салоне сидели рослые улыбающиеся девицы.

Фельдшер кричал им:

– Оставайтесь, дивчата, женихов у нас море!

– Таких, как ты, что ли? – с хохотом отзывались те.

– Нашли? – спрашивала секретарь милицейских.

– Да, – лаконично ответил один, полный флегматичный казах. Урмас знал его – участковый Казарбаев.

– На дамбе?

– Под дамбой.

Второй милицейский, русский капитан с белыми, точно у проваренной рыбы, глазами, приказал водителю:

– Давай, Абишь, на Целинную сходи за родителями. Протокол опознания надо составить. А ты, Серафимовна, не суетись, проводи-ка лучше девчонок в столовую…

– Ладно, Евгений Михайлович, я только одним глазком…

Урмас, сам не зная почему, остановился у раскрытой двери «пазика» и неотрывно смотрел на кусок темно-зеленой клеенки, видневшийся сквозь мельтешение загорелых исцарапанных ног выпрыгивающих девиц.

– У-у, бабоньки мои! – восклицал фельдшер. – Красавицы, комсомолки, аквалангистки…

В автобусе Серафимовна запричитала:

– Батюшки! Это кто ж такой гад отыскался? У нее же пол-лица съехало…

Урмаса крепко схватили за локоть. Он дернулся от неожиданности и обернулся. Держал его капитан.

– Вы кто такой?

– Савойский. Урмас.

– Помню, – медленно произнес капитан, хотя по его глазам нельзя было вывести, чего он помнит, чего нет. – Учитель, да?

– Я недолго работал…

– В вашем классе Гамлетдинова училась?

– Галинка? – Урмас с ужасом посмотрел на автобус и торопливо сказал: – Я этот класс всего два дня вел.

– Он вам нужен, Евгений Михайлович? – вмешалась секретарь.

Капитан ей не ответил.

– Значит, так, учитель, зайди сегодня в РОВД после обеда в двенадцатый кабинет.

– Он седня выписаться хотел, – не утерпела Серафимовна.

– Понял?

– Да, конечно, – испуганно ответил Урмас, стараясь не смотреть на автобус. – Обязательно…

И следом за аквалангистками пошел к центру поселка. Не выдержал, оглянулся. Оба милицейских с отрешенностью смотрели на него…

Центр Тар-тар находился недалеко от своих окраин. Посередине асфальтовой площадки с роскошного гранитного постамента дешевенький гипсовый Ильич указывал рукой на два бело-кирпичных двухэтажных здания – райкома и райисполкома. За ними красноизвестковый барак почты со вдрызг разбитой входной дверью; а далее… а далее совсем ничего – одна степь с пылевыми облаками от машин и раскаленным, дрожащим небом, в которое, как две швейные иголки, упирались блестящие рельсовые пути…