Сергей Долженко - Государственная безопасность. Роман

Урмас странно посмотрел на неё, сел, но молчать побоялся. Едва он замолкал, в хозяйкиной комнате бормотанье, всхлипы возобновлялись, и, казалось, приближались к двери…

– Кстати, – сказал он, улыбнувшись, – ученые открыли, что для нашей памяти нет разницы, состоялось событие действительно или ты его ярко и эмоционально вообразил…

В сенях грохнуло…

Урмас насторожился, Нинель рассмеялась:

– Крысы…

– Не говори о крысах к вечеру, я их боюсь!

– Это потому, что ты с ними не живешь… Мне старожилы рассказывали, что раньше в Тар-тарах крыс вообще не было. А когда зерно пошло, они пришли сюда из Аркалыка. Шли долго, длинной серой лентой…

– Хватит, Нина!

– Представляешь, перед походом состоялось крысиное партсобрание, на котором в повестке дня стоял вопрос о дальнейшем улучшении крысиной жизни; крыса-Брежнев читал доклад, потом крысиное Политбюро вынесло решение…

Пока у Лайковой беседовали, в доме на противоположной стороне улицы занимались отнюдь не праздными делами.

Миша Барыкин сидел за прекрасным темно-полированным столом, купленным матерью, когда его приняли в редакцию. Перед ним лежал чистый лист писчей бумаги, но записывать свои мысли не мог – в данный момент они составляли строжайшую государственную тайну.

Что раньше он знал о ГБ? Кто-то говорил, что комитетчики ходят на демонстрации и всякие политические мероприятия и следят там за порядком. В газетах писали, что они ловят шпионов и валютчиков. Из скупых откровений наезжавших областных газетчиков Миша усвоил, что идти против КПСС опасно… говорить против можешь сколько угодно, вон, эту партию костерят все, кому не лень – от совхозных парторгов до последних тар-таринских бичей, – но так, между собой… а если листовки начнешь сочинять или с оружием выступать… ну, это и дураку было понятно… Но откуда Барыкин мог знать, что сотни тысяч людей в полном подполье напряженно трудятся день и ночь, и это в условиях мира и мощного развитого государства? Почему?

Улыбнувшись, Сергей Николаевич разделил чертой лист бумаги и сказал: «Вот тень, вот свет. Где работают наши противники?» – Конечно, в тени, – подтвердил Миша. – «Вот и мы должны погрузиться в тень, чтобы встретиться с ними».

Журналист был крупно разочарован. Он полагал, что ему выдадут красную книжицу и он, не только как газетчик, но и как представитель суровой меченосной организации, будет бороться с недостатками… «Никаких удостоверений. Никто и ни при каких обстоятельствах не должен знать, что ты работаешь на нас!» – сказал Наставник.

Часового разговора хватило на то, чтобы лоб горел как от высокой температуры. Государственная безопасность, контрразведка – эти слова кого угодно могли лишить покоя!

Он достал припрятанную сигарету – еще стеснялся курить в открытую при матери – и вышел во двор.

На вершине элеватора горел красный фонарик, где-то топилась баня, и горький дым наплывал тонкими прозрачными лентами; в сарае умиротворенно хрипели кабанчики, укладываясь на ночлег… понизу тянуло ночной сыростью… и к Мише вернулось спокойствие и даже недостойный скептицизм.

«Какие тут шпионы могут быть? – вдруг подумал он. – Я понимаю, где-нибудь в Москве, Прибалтике, скажем… а здесь, у нас?»

Надо же, разговор с Наставником длился всего около часу, вопросов он родил – тысячу! Почему именно Барыкин оказался нужен, в чем будет его работа, сумеет ли он без специальных знаний, придется ли ему уходить из газеты на конспиративную работу… о! и дальше такая тьма наплывала, что три дня, которые должны были пройти до следующей встречи, казались больше чем вечностью…

Где-то в шесть утра Урмас не спал. Мешало солнце, даже сквозь темные занавески высвечивающее ярко всю комнату; неподалеку долго и нудно заводили трактор: сначала включали пускач, и тот бил поршнем, как кувалдой, на весь поселок, срывался, начинал опять, пока, наконец, долгожданно густо и ровно не затарахтел дизель – тут Урмас чуть не заснул, да по улице поехала первая машина, захлопали калитки, комната нагревалась, и когда Урмас ступил на пол, тот уже был горячим.

Он зашел в бело-кирпичное здание КПСС без двадцати восемь, надеясь перехватить Димана пораньше, но, как оказалось, опоздал: того вызвали к Первому.

Ждать пришлось долго, хорошо, его затащила к себе в кабинет Майрам, зав. школьным сектором, и, напоив чаем, долго и смешно уговаривала стать школьным комсоргом, хотя бы на полставки.