— Знаете, — усмехнулась Елена, устремив задумчивый взгляд в даль, — иногда я испытываю неясную тоску… по прошлому. Я представляю себе миллионы жаждущих глаз, души, мечтавшие о нашей красивой жизни, угасшие в страшной муке, не вполне уверовав, не увидев света разумной свободы, изобилия, доброты, которым мы теперь радуемся. Сильны или несчастны были эти люди прошлого, умиравшие за нас, за будущее?
— Вот видишь, как раз это самое я и нашел в шкатулке, — сказал блондин.
— Что ты нашел? — заинтересовался другой.
— Вы знаете, что в те переходные времена, когда происходили изменения в мышлении и во всем общественном строе, культурная жизнь была подавлена… Старые истины износились, были отвергнуты — не давали пищи ни уму, ни сердцу. Много новых истин не вполне были ясны мыслящим людям. Как всегда, истина с трудом пробивала себе дорогу через горы предрассудков, духовного безразличия и склонности к косности в догмах… Происходили жестокие штуки, неожиданные, почти молниеносные события. Это была какая-то историческая буря с огромными разрушениями — продолжавшимися годами — особенно в душах людей!.. Самые прозорливые умы могли только отчасти представить себе конкретные формы исторического развития. Но инстинктивное влечение народов к лучшему будущему служило поводырем в этой всеобщей слепоте… Исчезла и поэзия. Творческие силы были зарыты глубоко в низинах. Угасли тысячи даровитых людей, не успев проявить себя. Этот жестокий век оставил нам в наследство памятники разрушений. Теперь в скорбных его развалинах, из которых родилась наша гармоничная и разумная жизнь, мы ищем крупицы, чтобы понять, что мог творить в последние дни своей жизни тот мир, осужденный погибнуть, чтобы очистить дорогу великой человеческой эволюции…
— Ты увлекся и забыл о шкатулке, — напомнил черноглазый.
— Нет, я не забыл… — усмехнулся скорее глазами блондин. — Еще несколько слов… Самые прозорливые умы, конечно, и тогда закалялись в борьбе народа за лучшую жизнь, и представления о будущем делались все яснее, по мере того как обострялся конфликт между старым и новым. Это считается аксиомой… Но будущее не видно так же определенно, как белые цветы на вишне в еще нераспустившейся почке ранней весной. Это, мне кажется, мы позже поняли… Так же как в начале нашего свободного века, так и в прошлом старое сопротивлялось с чертовским упорством…
— Ну вот, теперь мы вероятно дошли уже и до шкатулки, — смеясь, иронически заметил черноглазый.
— Да, — спокойно подтвердил блондин.
Он медленно встал с качалки. В мраморном парапете террасы имелся ряд маленьких ниш. В одних стояли бронзовые статуэтки, в других — горшочки с экзотическими растениями. Блондин подошел к нишам. За одной из статуэток находилась металлическая шкатулка. Он спокойно взял ее в руки и вернулся на свое место. Черноглазый и женщина с любопытством подошли к его качалке.
Шкатулка была из какого-то металлического сплава, без ржавчины, с немного помятыми углами. Она имела вид небольшой продолговатой коробки, крышка которой отпиралась путем передвижения металлической кнопки, находившейся посредине ее. Блондин медленно осторожно открыл шкатулку. Внутри лежала маленькая переплетенная книга без заглавия на переплете.
— Книга? — удивленно воскликнула женщина.
— Переплетенная рукопись… Книга не напечатана. Это единственный экземпляр…
— Кто же автор? — черноглазый склонился над шкатулкой.
В эту минуту женщина уже держала в руках маленький переплетенный томик. Белые страницы книги были густо покрыты мелким почерком. К первой из них был прикреплен отдельный листочек.
Женщина прочла вслух:
— «Сейчас двенадцатый час ночи. Над горами поднимается огромная луна. Я один, если не считать цикад, стрекотом оглашающих озаренную серебром ночи долину.
Я закончил книгу.
Это только первая часть большого романа. Удастся ли мне его закончить — не знаю. Завтра я должен уехать. Тут происходят странные вещи. Моя белая вилла светится в ночи как звезда среди темных трав долины. Уже две ночи над ближними холмами пролетают самолеты. Из правления Роситы меня предупредили: нужно покрасить виллу в темный цвет… Или уехать. Вилла привлекает к себе иностранных наблюдателей. Распространяются слухи: внизу, где большие отели и на оба больших моста через реку в прошлую среду, ночью, были сброшены бомбы… Отели эвакуированы. Один из мостов был поврежден. Война принесла с собой перемены. Великая река другой жизни прибывает… Не знаю готовы ли мы постичь. Я чувствую, что это переход в другой мир. Каков-то он будет: темнее нашего или светлее — блаженны очи, которым доведется узреть…
Читать дальше