Здравко Сребров - Роман одного открытия

Через четверть часа после этого происшествия, Радионов, тщетно попытавшись обнаружить поблизости Эрнестину, направился к ней в дом.

Эрнестина встретила его смущенная, встревоженная на пороге двери. Когда девушка узнала от него, что Георг и Баргазова умчались невредимые на трамвае, она всплеснула от радости руками и стала уговаривать Радионова зайти. Но Радионов остался непреклонным. Он спешил.

Пробирка вошла, притихшая, к себе в комнату, подняла крышку пианино, очевидно, чтобы излить на клавиши грозу, которая пронеслась в ее душе. Но остановилась, прикоснулась лбом к холодному инструменту, как будто на этот раз музыка не могла ей принести то успокоение, которое она обычно давала ее мятущейся душе…

— Жестокий путь, — устало прошептала она, и миндалевидные ее глаза не улыбались сейчас, как всегда. — Немногие смогут пройти его до конца…

Она припомнила улыбку Георга, его гордый насмешливый взгляд и, словно из глубины минутной, охватившей ее, слабости снова почувствовала силу его огненных слов: «…Вместо того, чтобы отдаваться снам, мы живем так, как мы хотим, а не так, как нас заставляют!..»

«Другой бы убежал еще при первом свисте пули, — подумала она вдруг про Радионова. — Твердый человек, сдержанный, — улыбнулась она, — своим путем идет к нам… Еще один хороший, смелый парень! — Она засмеялась, уже успокоившись. — Разве этого мало: любить жизнь и не пугаться ее теперешних диких превратностей…»

Когда Радионов сворачивал в переулок, направляясь к Белиновым, из открытого окна Пробирки, выходящего в вишневый сад, с бурным торжеством неслись звуки мужественного финала Девятой симфонии Бетховена, вылетающие из ее радиолы.

Радионов быстро спускался по наклонной улице, на которой жили Белиновы. Он был неспокоен. Чувствовал, что опоздал, но хотел закончить этот бурный день, увидеть в конце этого необыкновенного вечера то, к чему горячо стремилось его сердце: Нону, спокойную за имя и за научную работу мужа.

Улица была пуста. Несколько витрин спокойно светились на четырех углах перекрестка.

Еще поворот, и он, как обычно, остановится на минутку на противоположном тротуаре, в смутном колебании. Будет всматриваться тревожно в яркий свет, льющийся из окон пятого этажа, где живут Белиновы, и увидит снова в глубине своего сердца загадочную, пьянящую улыбку Ноны, ее светлый дружеский взгляд, коснется ее нежной теплой ладони… И устремится решительно к затихшему входу огромного здания, скрывающего в своих высоких стенах сокровище, его судьбу…

Но прежде чем дойти до поворота, Радионов увидел, с упавшим сердцем, то, чего он глубоко в себе, втайне опасался весь вечер.

Из знакомого входа, ведшего к Белиновым, закутанный в осенний плащ, несколько сутулясь, но с бледным непроницаемым лицом, внезапно озаренным светящейся напротив витриной, вышел и направился вниз по затихшей улице д-р Младен Синилов.

Радионов встрепенулся и остановился в тени… Какое-то необычайно жестокое чувство распирало его грудь… «Отчего я его не задушил!» — молнией мелькнуло в его сознании.

— Проклятая случайность, — прошептал он, когда серая зловещая фигура затерялась в тени улицы. — Я опоздал! А что если подлец совершил свое низкое дело… соблазнил…

Первым движением было догнать д-ра Синилова… Или поспешить наверх, проверить… Но ему представилась холодная замкнутость в выражении молодой женщины, Ноны, недоумение в глазах Асена Белинова…

«Какой грязной клеветой он воспользовался? — вздрогнул молодой человек. — Каким образом отомстил преступник, опередивший меня, за то, что я сорвал его проклятую маску?!.»

Горячая волна медленно поднималась от сердца к мозгу. Он остался стоять неподвижно в тени, пристально вглядываясь в освещенные окна Белиновых, с мрачным сомнением во взгляде.

Ему показалось, что мелькнула тень в окне, рука, задергивающая занавеску. Вдруг свет в северном окне погас.

Гневная мысль промелькнула в его сознании, он весь напрягся, как будто в дикой, суровой ненависти к самому себе.

«Почему я ввязываюсь в эту кашу!.. По какому праву?.. Что я делаю здесь, чего мне надо, какое мне дело до всего этого?.. На улицах стреляют — ты стоишь в тени как истукан, не бросишься на злодеев в мундирах, чтобы, по крайней мере, вырвать у них из рук пистолеты… Эрнестина, Елена, Георг — прекрасные люди — их чуть не убили у тебя под носом, не застрелили, разбив голову на мостовой. Любящая до смерти женщина защитила грудью любимого… Ты остался торчать как опаленный молнией пень — немой, бездейственный свидетель… Только случай, страх жандармов и поразительная, молниеносная энергия этого человека помешали этой драме превратиться в трагедию…»