Марина Дяченко - Vita Nostra. Работа над ошибками [litres с оптимизированной обложкой]

– Предупреждал, – еле слышно сказала Сашка. – Но я не поняла.

– Зная тебя, он мог бы объяснить понятнее, – Фарит снова надел очки. – Но раз уж ты проходишь все полагающиеся ступени – отрицание, гнев, торг и так далее, тебе полезно услышать, что он предвидел окончание себя, как повествовательное предложение знает, что заканчивается точкой. Но точка – это вовсе не надгробный памятник… Сегодня, когда ты вошла, я как раз объяснял твоим однокурсникам, что ты не имеешь отношения к завершению академической карьеры Николая Валерьевича.

Сашка подняла глаза и заново увидела два своих отражения в темных стеклах:

– Они не поверили.

– Если кто-то вздумает обвинить тебя, – отозвался он вкрадчиво, – то растолковывать, что он не прав, буду я, а не ты.

Не глядя, он протянул руку и взял что-то со стола – это был учебник Физрука с бумажной закладкой на двадцать пятой странице. Сашка сделала шаг вперед, будто собираясь отобрать у него книгу.

– Сядь, – он взвесил тяжелый учебник в руке. – Воля Глагола, Саша, – это воля действия, а не отказа. Где твоя решимость создать свой «нормальный» мир? Ты не дашь ему даже шанса?

– Тебе не нужен нормальный мир, – Сашка опустилась на край кровати, не снимая мокрых ботинок.

– Расскажи мне, что такое норма, – он ухмыльнулся. – И, кстати, как ты думаешь, что мне нужно?

– Я не знаю, – беспомощно сказала Сашка. – Власти надо мной? Над тем, что тебе не принадлежит?

– Близко, – сказал он серьезно. – Очень близко, Саша.

Он бросил учебник на стол, как предмет, не заслуживающий внимания.

– Храни человека в себе – до диплома. Подкармливай эмоциями. Люби его, своего человека…

– Но у тебя и так все есть, – тихо сказала Сашка. – С моих шестнадцати лет. Я полностью в твоей власти.

Он помолчал, разглядывая ее из-за темных стекол:

– Если бы в полной, Саша, мы бы сейчас не разговаривали…

Долгую минуту она пыталась понять смысл его слов. Во всем общежитии было тихо – не исключено, что студенты третьего и четвертого курсов все так же сидели большой компанией, веселые и шумные, как устрицы на льду.

– Послушай, – он чуть улыбнулся. – Я вожусь с тобой только потому, что ты борешься. Пока ты борешься – ты мне интересна. Все, что я о тебе знаю, противоречит мысли о том, что ты сдашься… Неужели не попробуешь объясниться со своим пилотом? Выкинешь, как елку после Нового года, отстранишь брезгливо, будто чужого? Нет? А вдруг он найдет слова, вдруг ты снова ему поверишь?

У Сашки закружилась голова – как если бы голос Фарита был крепчайшим алкоголем, теплым ядом, заливающим уши.

Физрук стоял у входа в актовый зал, и мимо него, один за другим, проходили Сашкины однокурсники.

– Я вас не тороплю, – сказал негромко, когда Сашка оказалась рядом с ним на пороге. – Но время – не только система знаков, но еще и ресурс. А ресурс исчерпаем.

– Я имела беседу со своим куратором, – Сашка посмотрела прямо в зрачки-диафрагмы. – Дмитрий Дмитриевич… если вы существуете в будущем, вам виднее, что там.

– События будущего – проекция вашей воли, – он мельком глянул в зал, где скрипели стульями и переговаривались четверокурсники. – Пока я вижу только, что вы не определились. Решайте. Быстрее.

– Если можно, – выдавила Сашка, – не сейчас.

– Четвертый курс, группы «А» и «Б». В новый семестр вы входите с новым преподавателем важнейшего предмета – «Практическая специальность».

Те же деревянные кресла, те же пыльные бархатные портьеры, та же плоская сцена, на которой каждую зиму играли новогодние капустники, а через несколько недель устанавливали стол для экзаменационной комиссии. Здесь они слушали «Гаудеамус» во время посвящения в студенты на первом курсе, но теперь на сцене вместо Портнова стоял Физрук, и рядом – молодая темноволосая женщина в отлично скроенном деловом костюме.

– …Знакомьтесь – Адель Викторовна.

Женщина поправила прическу – не вполне естественным, нервным движением. Она была человеком еще совсем недавно. Возможно, свежая выпускница аспирантуры, всего на несколько лет старше своих новых студентов.

Лиза подняла руку – подчеркнуто-школьным вежливым жестом:

– Дмитрий Дмитриевич, разрешите задать вопрос… А Николай Валерьевич Стерх не скажет нам несколько слов… на прощанье?

Сашка почувствовала на себе сразу несколько взглядов, опустила глаза, не ответила ни на один.

– Все, что Николай Валерьевич мог и желал вам сообщить, он высказал во время занятий, – очень холодно сообщил Физрук. – Еще вопросы?