Дмитрий Липкинд - IT AS IS [сборник]

Для нас родительская мораль является чем-то сродни опустевшим и брошенным заводам. Наверное поэтому молодёжь так любит фотографироваться в модной одежде на фоне обшарпанных стен разрушенных цехов. Тем самым они удовлетворяют Эдипов комплекс, как бы говоря себе и нам: «Смотрите, я молодой и живой, и я потребляю, а прошлое — мёртвое и брошенное, и ничего не производит».

Факт потребления — это признак жизни в современном обществе. Каким ещё способом простой гражданин может заявить о себе? Любые произведения искусства тонут, захлебнувшись в жидковатых потоках масс-медиа, любой голос неслышен на фоне телевизора. Но откуда-то извне приходит мысль, что выход есть. Нужно взять кредит и купить огромную прожорливую машину. Потом взять ещё кредит и купить квартиру в центре города, а на оставшиеся деньги — ворох разноцветной одежды. И ты уже не одинок, ты в центре внимания и всем нужен. Без разбору мы поглощаем все материальные ценности, до которых способны дотянуться, подменяя стремление к мечте выплатой процентов.

Это проявление женственности. Мы стремимся поглотить в себя всё, до чего способны дотянуться, в надежде, что от этого нечто новое произрастёт внутри нас. Но материальное мертво и бесплодно. Мы женственны от того, что у нас никогда не было отца, не было примера, эталона поведения. Одного отца свергли наши деды и прадеды, а другого мы самолично закидали манной кашей.

Но это не женственность любящей матери — это скорее инфантильность молодой девушки, ещё не обременённой заботой о детях. Ведь семья уничтожается информационным обществом. Сейчас семья — это обычно двое родителей и дети. Причём оба родителя заняты работой, и большую часть времени дети проводят в специальных организациях — яслях, детских садах, школах и группах продлённого дня. Не так часто в современных семьях встречаются бабушки и дедушки. А семья из четырёх поколений вообще невозможна.

Чем выше техническое развитие общества, тем меньше почтение к возрасту, так как жизненный опыт становится не важен. Он легко заменяется знанием современной техники и владением передовыми технологиями. А то, что было актуально лет десять назад, уже стало частью истории. Так и получается, что дети умнее родителей. Это становится причиной потери авторитета возраста и, как следствие, разрушения института семьи.

Если экзистенциальная личность делает свой выбор из бесчисленного множества возможностей, то личность пост-экзистенциальная знает о потенциальной возможности выбора, но доверяет его профессионалам, тем самым избегая лишних сложностей. Наша индивидуальность — это сменные панели телефона и очки Рей Бен.

Мы слышали об уникальности иррационального бытия, но оно слишком сложно и опасно. Сложности — не для современного человека, ибо он уверен, что «самый простой путь всегда самый правильный». Опасности не вписываются в картину нашего уютного мира. И мы добровольно отказывается от экзистенции, от уникальности и неповторимости в пользу уверенности в том, что завтра будет точно таким же, как и сегодня.

Вместо свободы мы выбираем безопасность. «Уверенность в завтрашнем дне» — вот что движет нами. Наверное, причина этому лежит в нашем детстве, пришедшемся на бандитские девяностые годы. И зачем нам свобода — вместо неё у нас же есть свобода выбора. Мы всегда можем выбрать: взять в Маке гамбургер или чизбургер, написать глупость в Твиттере или в Контакте. Понятие «свободы выбора» лежит в основе демократии — весёлой игры, в которую мы играем практически всем земным шаром. Мы выбираем человека, который будет олицетворять для нас верховную власть из примерно дюжины других кандидатов. Единственное, что успокаивает, так это то, что такой выбор лучше, чем отсутствие выбора вообще. По крайней мере, проголосовав за победившего кандидата, можно потом взять на себя часть ответственности за происходящее вокруг.

Кстати, если демократия — это власть народа, то напрашивается вопрос: власть над кем?

Философия должна давать объяснение, почему всё сложилось именно так. Наша жизненная позиция — «пожалуйста, не трогайте меня» и «лишь бы ничего не изменилось». Имя ей — пост-экзистенциализм.

Так называемая «работа на дядю» сродни социализму, с той лишь разницей, что при социализме работник приносит пользу абстрактной стране, а при капитализме — конкретному человеку. С точки зрения превращения здоровья и эмоций в деньги капитализм есть персонифицированный социализм.