Ольга Онойко - Полудённое море [сетевая публикация]

Лете казалось, что вслух она ничего не говорила.

На полном ходу корабль шёл к поднимающейся сфере, и она становилась всё больше. Корабль как будто готовился погрузиться в звезду. Лёша засмеялся и раскинул руки, словно хотел обнять Полудённое Море. Лета закричала без слов, не понимая сама — от тревоги или от восторга. Сердце колотилось всё чаще.

— Лёша, мне уйти? — выдохнула она.

Штурман снова рассмеялся.

— Тут сейчас давка будет, — сказал он, — на носу. Если боишься за борт улететь, уходи, конечно. Вообще… куча народу хочет выкупаться в оболочке. Хотя смысла в этом нет. Одна видимость. Но считается хорошей приметой. Вправду полезно в самом полудне купаться, ну да это все успеют…

Люди и правда собирались. Даже матросы пришли, хотя и глядели так, будто им всё было безразлично. Лета отступила в сторонку.

По оболочке сферы сходили водопады белых лучей, и тотчас клубами вверх поднималось сияние… Все тени исчезли. Свет должен был слепить, но он не слепил. Когда до сферы осталось несколько десятков метров, она заслонила всё впереди, и стало очень тихо.

Лёша на носу корабля вытянул руки к сфере и вдруг запел. Без слов, снова и снова он повторял диковатое, первобытное:

— Ха-а-ай!.. Ха-а-ай!..

И Лета увидела, как с поверхности сферы навстречу ему вытянулся протуберанец.

Потом она моргнула, и всё закончилось.

Лета боялась, что будет на судне бесполезной, а вместо этого оказалась нарасхват. Старенькие учёные, друзья и знакомые Павла Григорьевича все умели печатать только одним пальцем и с трудом управлялись с мышью. Лета печатала и печатала, под диктовку и с бумаги, расшифровывала диктофонные записи и всерьёз уставала. Но она была довольна. Нравилось помогать людям и делать что-то нужное. Времени, чтобы полюбоваться Полудённым Морем, всё равно оставалось достаточно.

Как-то после обеда Павел Григорьевич подошёл к ней. Лета стояла у борта и смотрела в воду. Вода здесь была невероятно прозрачной, всё время было видно дно, и порой страшно становилось, не сядет ли огромный «Зубарев» на мель. Над светлым песком, точно птицы, порхали косяки ярких рыб.

— Знаете, какие здесь глубины, Леточка? — Павел Григорьевич улыбался. — Полторы тысячи метров.

Лета открыла рот.

Сколько?!

Сначала она решила, что Павел Григорьевич шутит и подначивает её. Она ведь не морячка и многого может не знать. Но настолько очевидная, нелепая неправда…

— Это невозможно! — воскликнула она. — Дно видно! — и зачем-то показала пальцем за борт.

Дедушка расцвёл.

— Мы в Полудённом Море, Лета, — ответил он с нежностью. — Кому как, а для меня это самое чудесное чудо. У воды принципиально другие свойства: свет достигает дна всегда, на любых изученных глубинах. Объяснить это невозможно — никак, ничем. Многие пытались, но так и не объяснили. И — да, милая моя Леточка, в Чёрном море таких глубин просто нет.

— Где же мы? — прошептала Лета.

— На полудне, — Павел Григорьевич облокотился о поручень рядом с ней. — Хотя это, конечно, ничего не объясняет. Вот что любопытно: у воды другие характеристики, и это меняет флору и фауну. Здесь нет привычных нам глубоководных форм. Есть другие — адаптированные к давлению, но не к тьме… Хотите ещё одну историю, романтичную и ненаучную?

Лета кивнула.

— Далеко не все рыбы красивы, — сказал Павел Григорьевич. — Глубоководные рыбы обычно выглядят жутко. Но не полудённые. Понятно, отчего они яркие — от изобилия света. Но отчего у них такие изящные формы? Вот загадка.

Он ушёл по делам, а Лета вдруг подумала о Лёше. Лёша — странный парень, иногда кажется почти сумасшедшим, но ему должно быть кристально ясно, что он уводит корабль из земного моря в какое-то совершенно другое место. В параллельный мир? На другую планету? Никто этого не знает. Но он, полудённый штурман, твёрдо уверен, что приведёт корабль обратно. На огромном судне сотни людей, и штурман несёт ответственность за все эти жизни… «Смогу ли я?» — у Леты перехватило дыхание. Протянется ли золотой протуберанец к её рукам? Есть много историй о чудесах, и не так уж сильно удивляют новые истории. Но никакая история не сравнится с чудом, которого можно коснуться…

Потом, в изумлении, почти со стыдом Лета поняла, что совсем не думает о маме.

Её мать — полуденица. Несколько десятков раз она уводила на полдень огромные корабли, порой даже больше «Зубарева». И всякий раз мама твёрдо знала, что вернётся домой, к Лете и бабушке. Наверно, это они были её якорем, зацепкой на берегу…