Песах Амнуэль - Смещение

Он был один, отец, похоже, вскользь на него посмотрев (а ему-то показалось…), ушел в кабинет и что-то бодро насвистывал, то ли уже не думая о сыне, то ли вообще о нем не подумав.

Этот взгляд. Эти голубые глаза. Все его детство, все его школьные годы, вся его юность… Одно мгновение.

«Подумай наконец своей головой».

Единственная фраза, сказанная отцом сыну за многие годы.

Отметив битву сознаний, занявшую несколько миллисекунд безразмерного времени, Алан продолжил:

— Изменение волновой функции меняет все — память тоже. Марк, вы помните себя таким, каким, как вам кажется, были всегда, верно? Иногда вспоминаете то, чего с вами не было, забываете что-то из того, что было? Этим людям, — Алан махнул рукой в неопределенную даль, — в голову не пришло, что изменилась их реальность. Те, кто были счастливы в прошлом распределении, стали беженцами в нынешнем, но они теперь помнят не былое счастье, а неудавшуюся, разбитую жизнь на развалинах. Тот, кто прожил половину жизни в нищете среди трущоб, здесь и сейчас, сидя на заседании совета директоров «Таско», вспоминает, как в молодости ездил с родителями отдыхать на Гавайи. Мы — это наша память. В том числе память о нашем теле, о наших болезнях…

— Но тогда, — протянул Марк, постаравшись «включить мозг» и повернувшись к отцу спиной, — какая разница, куда сместился максимум? Если никто не почувствовал изменений. Да! — спохватился он, ощутив спиной насмешливый взгляд отца: «Включил ты мозг, но почему только наполовину?» — Послушайте! Тогда и мы… Мы все…

— Мы — нет! — отрезал Алан. — Мы это смещение вызвали, мы, в отличие от всего живого во Вселенной, это смещение осознаем. Только мы, никто больше, потому что…

Он запнулся, пытаясь подобрать единственно верное слово. Даже эта короткая пауза показалась Эверетту слишком долгой, и он перебил Алана:

— Потому что мы, тут присутствующие, запутаны друг с другом, как система элементарных частиц. Так получилось. Мы — единый квантовый организм. Можем говорить о себе «я», не заморачиваясь деталями. Наше единое Яинвариантно относительно любого преобразования функции распределения и, следовательно, любого смещения максимума. Явызвал это смещение, Яего осознаю.

— Ну и прекрасно! — Карпентер давно хотел вставить слово и, наконец, ему это удалось. — Для остального мира ничего не изменилось, верно? Никто ничего не понял, да? Так какая разница? Чего беспокоиться?

До него неожиданно дошло.

— Черт, — пробормотал он. — Значит, я теперь не… То есть не работаю в полиции? — Он закатил глаза. — И квартиры у меня здесь нет? Где мне жить?

А еще нет Долли, с которой они договорились пойти в воскресенье в театр Кабуки, открывший сезон на Харкон-стрит. Нет ее бифштексов, которые он ел с отвращением только из-за нежной любви к этой безнадежно застрявшей в собственном детстве женщине, без которой, ему казалось, жизнь кончится. Долли, которую он любил и называл Долли-побрякушка, есть и в этой реальности, так же ходит по улицам, как прежде, но здесь и сейчас она с другим, а его, Карпентера не помнит и никогда не знала, и, если они встретятся на улице, она пройдет мимо, а он будет стоять, буравя взглядом ее затылок, а она не обернется, а если обернется, то удивленно или рассерженно… А вдруг… Вдруг — черт бы побрал квантовую физику! — увидев его, Долли воскликнет «Господи, черт с архангелами, это же Майк!».

Вдруг…

Эверетт ответил на не заданный вслух вопрос — медленно, выделяя каждое слово.

— Мы — метавидуум [8] Метавидуум — единая целостность, образованная совокупностью мультивидуумов, обладающих какой-либо общей ментальной характеристикой (например метавидуум нации, метавидуум математиков, метавидуум любителей кофе и т. д.). . Единое квантовое существо. Мы — это Я. И мы — Я— лишь ничтожная осознающая часть реального метавидуума, реального Я, у которого таких запутанных частей — бесконечное число. Вы следите за мыслью?

Они не следили. Они мысль думали одновременно с ним. Шеффилд сидел, закрыв глаза. Он не знал физики, он ею пренебрегал в школе, не изучал в Гарварде, не интересовался, став адвокатом. Сейчас он физику знал, понимал, ощущал — но это было тяжело, и он мучился. Мучился, но цеплялся за новое знание, запихивал его в себя горстями, и с каждой секундой ему становилось легче. И труднее, потому что он был Эвереттом, Бербиджем, Ализой Армс и Лаурой Шерман, Карпентером и Лиз Эверетт… девочкой Витой. Он был в настоящем, он был в прошлом, он просто пытался быть.