Я понимал теперь особенно ясно: там, далеко, остался мой груз. Моя бригада. Они не хотят умирать и смогут выбраться из беды, только если я остановлю этот поезд. Раз его остановка будет стоить мне жизни – очень хорошо. Я смогу сделать всё, что хотел.
Приняв то, что больше не сделаю ни единого вздоха, я пошёл штурмом на сердце. Я обрывал его связи-туманы, пока мои члены дёргались в агонии кислородного голодания. Это быстро пройдёт – пять или шесть секунд. А связи рассеивались у меня на руках невесомым дымом. Но я сжимал кулаками дым и добивался, чтобы он превращался в узду, призванную, чтобы усмирить бесплотное. Я выдирал из связей все смысловые составляющие. Все эмоциональные следы, я стучался в сердце кулаками. Я был готов уничтожить и его, и себя. Больше того – я хотел этого.
И я потерпел поражение. Оно отвергло меня. Закрылось где-то внутри. И связей больше не осталось – я пережал их все. Я уничтожил их, но ничего не добился. Мои секунды исчезали, но в близком контакте с сердцем растягивалось до невозможности личное восприятие времени.
Я проиграл. Не справился с задачей как профессионал. Но я остался честен. Я сражался до конца и получу свою награду. Нужно только подождать одну-единственную секунду. Отстраниться от сердца, и тогда оно перестанет держать обратной связью. Агония уже закончилась. Я умру в то же мгновение. В последнюю секунду перед этим я понял, что мне удалось то, что убившее меня сердце тщетно желало для себя. Я не только умру, как мечтал: я изощрённо отомщу за себя и свою бригаду. Никто не сможет задержать меня. Никто не посмеет мне помешать.
Торжествуя, оборвал все связи.
Пока я приходил в себя, ловил руками отступающих от меня големов. Неосознанно, я пытался их снова засунуть в рот. Но они уходили. Просачивались между пальцев, словно речной песок, и возвращались к своим обычным делам. Мутной болью саднило изнутри расцарапанное горло. Мои попытки позвать своих убийц назад снова и снова пресекала рвота, с ней выходили желчь, кровь и снова мелкие големы. Выкарабкиваясь из жидкого месива, они исчезали из вида.
Поезд стоял. Сердце молчало. Я вспоминал жуткое, неизвестное мне до этого чувство – я ощущал себя какую-то долю секунды секунду не-одиноким в этом мире. Я нашёл себе единомышленника. Кого-то, кто тоже мечтает умереть. Кто стремится к этому, и кто боится так же, как и я. Наше желание, наше противоестественное, ничем не мотивированное стремление неосуществимо без кого-то другого. Кого-то ещё, и оттого наш союз так иронически трагичен – мы не могли помочь друг другу умереть.
Потому что в своём эгоизме не могли лишиться того, кто понимал бы нас. Конечно, не любил, но это понимание казалось ценнее любви, гораздо важнее дружбы: оно дарилось не свысока. Какую-то долю мгновения мы остро чувствовали друг друга, упивались друг другом и ревновали друг к другу себя. И это мгновение прошло. Поезд больше не мог дать мне умереть. Потому что ему жалко отдавать столь ценный дар кому-то ещё.
Над моей головой снова завертелись огромные металлические лопасти неизвестного гигантского механизма. Вылезли из тумана, оголив эрозийные несовершенства, и мир вновь заполнил странный шум. Оглядевшись, я понял, что нахожусь здесь один. Я мог проявить, выплёскивая наружу, любые гадкие эмоции. Потонуть в собственной мерзости и сделать её достоянием пустоты.
Но я находился в одиночестве. А значит, остался кое-кто, кто следил за мной, – я. Поэтому я действовал согласно инструкциям. Встал. Не сразу. Это стоило мне определённых усилий, но я встал. Прошёл несколько вагонов поверху, потом нашёл, как спуститься вниз.
Не верилось, что поезд, этот бесконечный чёрный гигант, наконец остановился. Мои колени и пальцы ещё помнили его мерные качающиеся движения. В том, как примолкли на путях мощные вагоны, чувствовалось их эхо. Может, это всего лишь отголоски головокружения. Но сейчас я чувствовал его очень точно. Остановился.
Я кое-как сел, прежде чем слезть на почву. В саднящую носоглотку лез душный влажный воздух. Я снял перчатки. Они оказались испачканы в моих физиологических жидкостях. Недопустимо.
Прикоснулся голыми руками к блестящему конденсатом боку мертвеца. На собственные пальцы я смотрел с удивлением. Видеть их без перчаток оказалось непривычным. Я об этом совсем забыл. Спешился.
Шёл вдоль поезда, преодолевая туман. Добрался до локомотива. Осмотрел управление. Формально современные являются преемниками тех, старых, локомотивов. В них использован тот же опыт, те же принципы и ограничения. Во всяком случае, так считалось в обществе.
Читать дальше