Дмитрий Баюшев - Планзейгер. Хроника Знаменска [СИ]

Руки-лопаты Разумовича, вгрызаясь во влажную почву, безжалостно дробят полуистлевшую берцовую кость Самаэля, остатки кости вперемежку с землей летят в отвал. Спускаясь к саркофагу по пологому отвалу, Черемушкин наступает на проступившее наружу месиво из костяных крошек, часть из них прилипает к ребрам на подошве его ботинок и благополучно переезжает в Москву на улицу Серафимовича дом 2. Грязные ботинки, которые никто не удосуживается помыть, какое-то время стоят в коридоре под вешалкой, пока в квартире не появляется призрак Дениса. Именно мертвяк Денис, почуяв, что с ботинками что-то неладно, улучил момент и соскоблил крошки себе в карман. Что он с ними делает в своем потустороннем мире — не совсем ясно, да и не важно, главное, что происходит возрождение. Возрождение происходит бурно, получившееся создание привязывается к Денису, как к мамке, врёт, что оно — эктоплазма, правды не говорит, но что-то пока неясное влечет её в дом на набережной. Не к Черемушкину, нет. Далее этот случай с посещением Черемушкина и Мусатова, когда «эктоплазма» вслед за Денисом вываливается из окна и «разбивается» вдребезги. Это уже на публику, чтобы поужаснее. Денис переносит её на «болото», куда устремились все призраки, все привидения — там хорошо, там тепло, там как дома, — а по дороге объясняет, что тянет её к Небиросу, они одного поля ягода. А вскорости сам Небирос появляется на болоте.

Примерно так…

— Ладно, — сказал Мортимер. — Не будем противиться естественному. Но как Самаэль оказался в могиле Лилит?

— Очень просто, — ответил волосатый человечек. — Перезахоронили титаны. От греха подальше и поближе к любимой. Они же поставили духов древних воинов охранять захоронение.

Между тем, наступил сентябрь, и сразу стало серо, сумрачно, дождливо. Настроение было под стать.

Всё-то у Лёшки Дергунова не ладилось, особенно в личной жизни. Не было её, личной жизни. У других, скажем у Васьки Черемушкина или даже у здоровенного лоботряса и оптимиста Небироса, была, а у него, у Лёшки, не было. Зато было много дурной работы, как вот сегодня, когда с ночи ещё зарядил мелкий противный дождь.

С утра вызвал Черемушкин и сказал этак бодренько:

— Что, Алексей, соскучился по настоящему делу? Вижу — соскучился. Прямо сейчас всё бросай, поедешь в Казахстан на остров Барсакельмес.

— Спасибо, обрадовал, — кисло отозвался Дергунов. — Своим ходом, как тогда в Невель?

— Сейчас у нас другое время, другая техника, — задиристо подмигивая, произнес Черемушкин. — Саврасов подкинет, никакой тебе границы, никакой таможни. Угадай, кто ещё будет?

— Наверное, ты. Ты же у нас туда ездил. Что-нибудь забыл доделать?

Сказал и тут же пожалел об этом.

Лицо у Черемушкина вытянулось, вся доброта слетела, как мишура, бровки насупились, губки сделались гузкой.

— Поедут с тобой Менанж и Фазаролли, вместе будете искать, чтобы ничего не пропустить, — процедил Черемушкин. — Разумович будет рыть, а вы втроем искать.

— Что искать-то? — миролюбиво спросил Дергунов, понимая, что перегнул палку, нельзя так с начальником.

— Кости, — ответил Черемушкин. — У Менанжа с Фазаролли в чипах записана спецпрограмма, чтобы всё было тютелька в тютельку, в смысле чтобы лишнего не прихватить, но и требуемого не упустить. Дело архиважное, Лёха. Выполнишь — орден обеспечен. И премия.

— Ясно, — сказал Дергунов. — А зачем там я? Люди Мортимера и я. Непонятно.

— Мортимер попросил, — произнес Черемушкин, вновь добрея. — Ты главный, это особое доверие…

На Барсакельмесе ещё было лето: тепло, сухо, вот разве что ветер, от которого глаза щиплет.

Разумович безошибочно показал на оставленный им с прошлого раза курган, который вполовину уменьшился, но пока ещё был виден. Менанж с Фазаролли, побродив вокруг кургана, установили радиус поисков. Он составлял 20 метров, итого Разумовичу предстояло вырыть яму диаметром 40 метров.

«Ничего себе раскопочки», — подумал Дергунов, понимая, что одним днем тут не обойдешься, но когда Разумович принялся за работу, ловко и быстро вгрызаясь своими ладонями-лопатами в сухой грунт, он уже так не думал.

На сей раз землекоп был более осторожен, заслышав хруст звал Менанжа или Фазаролли, которые сверялись с информацией во встроенном чипе, безошибочно определяя нужная это кость или не нужная и вообще — кость ли это. Найденное скрупулезные помощники Куратора аккуратно раскладывали на широченном парусиновом полотнище.