Вопрос о личном поваре, няньке и докторе был решен. Валентина оказалась непременной участницей всех, в том числе и зарубежных, поездок. В Валентине жил мощный дух материнства, заставляющий ее опекать слабых и обездоленных. К таким горемыкам она относила Генку, напрочь отметая щукинские намеки на то, что Страстоперцев — мирской захребетник. Итак, Валентина вслед за мужем вошла на кухню, увидела там понурого Страстоперцева, у которого громко бурчало в животе, и воскликнула:
— Генка, ты, поди, голодный.
— Предлагал молока — не желает, — ввернул Щукин.
— Кислого, — сварливо сказал Страстоперцев. Он даже не заметил, что у Валентины новая прическа. Когда Генка был голоден, дух кавалера в нем напрочь отсутствовал.
— Гуляш, надеюсь, не весь употребил? — спросила Валентина у Щукина.
— Какой гуляш? — притворился Эраст.
— Значит, употребил, — Валентина сняла крышку с кастрюльки и обрадовалась. — Слава Богу, не весь. Ты, Ген, не расстраивайся, через десять минут поспеют макароны, и тогда отведешь душу. Покури пока. И, чтобы не запачкать платье, стала надевать нарядный фартук.
— Валюша, — расцвел Страстоперцев, — ты прелесть. Зачем тебе Щукин? Возьми лучше меня. Щукин хмыкнул и направился в спальню.
— Ту Фта, — позвал он. — Ты здесь? Пожевать хочешь? А? Я говорю: джоулей хочешь?
— Хочу, — угрюмо ответил эмбрион. — Я теперь кормящий опекун.
Кормораздатчик.
— Джоули-то генкины, — предупредил Щукин. — Так что это даже не в долг.
— Благодарствую, — невнятно пробурчал Ту Фта.
— Тогда давайте за мной на кухню, — сказал Щукин, — Как только Геннадий приступит к завтраку, вы приступайте к Геннадию. Но только тихо, без шума. Ту Фта помолчал, потом спросил:
— А ты не можешь приступить к завтраку вместо Геннадия? Это «ты» покоробило Щукина.
— Что за «ты»? Какой я тебе «ты»? Ты всегда к старшим обращаешься на «ты», щенок?
— Я не щенок, — сказал Ту Фта чеканным голосом юного пионера, а известный астропсихолог. К тому же я капитан, куча-маруча. Долг вернуть?
— Не к спеху, — мгновенно отреагировал Щукин. — А почему, собственно, ты меня просишь поесть? Я уже ел. Надо отдать должное: он начал понимать, что Ту Фта с его электрической дубинкой опасен, поэтому с ним надо быть полюбезнее.
— У тебя джоули безотходные, — произнес эмбрион. — Превосходно усваиваются. Для малышей самая подходящая пища. Если бы не это… Ту Фта внезапно замолчал.
— То что? — насторожился Щукин. Ту Фта молчал.
— То вы бы предпочли другой дом? — допытывался Щукин. — Так тебя надо понимать? И завел;
— Эх, Ту Фта, Ту Фта. Я ведь тебе помог в трудную минуту. Я ведь не сказал тебе: иди-ка ты, парень, откуда пришел, нет у меня лишних джоулей. Я тебе что сказал? Бери.
— Но с условием, — с вызовом уточнил эмбрион.
— А как же? — Щукин притворился удивленным. — Даже в школе детей учат, что энергия за здорово живешь не пропадает. Как же моя энергия возьмет да пропадет? Это, брат, не дело. Ой! Он содрогнулся от мощного электрического разряда в многострадальный копчик. Это было не только очень больно, но и унизительно, так как ассоциировалось с хорошим пинком.
— Спасибо, приятель, — произнес Щукин обиженно. — Ты хоть предупреждай.
— Не нравится? — с ехидством осведомился Ту Фта. — Я так и знал.
— Мне другое не нравится, — горько отозвался Щукин. — Раньше ты спрашивал разрешения, а теперь берешь джоули без спросу. Как только ты скумекал, что можешь прикарманивать энергию тайно, то сразу возомнил себя пупком. На «ты» перешел.
— Зум-зум, — плотоядно сказал Ту Фта. — Папавиончи ган. С «алабашлы» это значит — ликвидировать. Ты зум-зум.
— Какой еще зум-зум? — не понял Щукин, припоминая, что уже слышал это слово.
— Зум-зум — это то же, что бандит, — ответил Ту Фта. — Он неотесан, груб, драчлив. Он убийца. Он сквернословит, пьет неразбавленный эфир, совращает ультракоротких волнушек, избивает коротковолновиков. Он опасен для личности и для общества и подлежит уничтожению.
— Вот те на, — опешил Щукин. — А я-то здесь при чем?
— Ты ненавидишь меня и моих малышей, — сказал Ту Фта. — Ты бессердечен, туп и жаден. Ты просишь обесточить Геннадия. Ты никого не любишь. Только себя.
— Да не прошу я обесточить Геннадия, — возразил Щукин. — Я пошутить хочу. Похохмить. Тут понимаешь, в чем хохма? Он жует, жует, жует, а все голодный, потому что вы из него эти джоули, которые он заглатывает, отсасываете. Понял? И потом, он же пристает к моей законной супруге.
Читать дальше