Дмитрий Баюшев - Сокровища Черного Острова [СИ]

Впрочем, рассуждать было некогда, из облака вырастала новая лапа и целью она явно имела этот катер. Капитан развернул судно и включил полную скорость.

Гости сняли свои шлемы, девица оказалась на редкость красивая, прямо глаз не оторвать.

— Это Джина, — сказал Шоммер, подходя.

Личность у него была другая, а голос тот, шоммеровский.

— Думаю, за катер этого будет достаточно, — сказал Шоммер, вручая капитану увесистый резиновый мешочек.

Капитан невольно оглянулся. Старая посудина всё еще чадила, но корма её уже была под водой.

— Встань за штурвал, — сказал капитан и открыл мешочек.

И обомлел. Здесь, в мешочке, этих катеров было, как зубов у акулы.

— Ну, спасибо, ребятки, не забыли, — пробормотал он. — Выходит, я теперь богач.

— Не без того, папаша, — отозвался из-за штурвала Шоммер. — Можешь открыть казино и стричь купоны.

— Что-нибудь придумаем, — сказал капитан. — Пойду рому хлебну, а то ноги не держат. Экие деньжищи свалились.

— Не свалились, а честно заработаны, — поправил Шоммер. — Если бы не ты, кэп, нам конец.

— Да и то: вовремя это я.

— Но погнала-то жадность, — сказал Шоммер, ухмыляясь.

— Погнала жадность, — согласился капитан. — Но помог от чистого сердца. Чтоб мне лопнуть.

— Но и мы, чтоб нам лопнуть, от чистого сердца, — отозвался Шоммер, веселясь.

Было от чего веселиться-то. Дело сделано, да еще какое дело, притом все живы.

Рёв быстро и внезапно сошел на нет, тоскливый вой стих, и Джина сказала в наступившей тишине:

— Люди, что это?

Чудовищное облако застыло, как бы окаменело, и в центре его возникло огромное выпуклое каменное лицо. Агатовые раскосые жалящие глаза, короткий широкий нос, большой рот с плотоядными губами. Лицо изрезано глубокими морщинами, лоб вообще напоминал поперечную решетку. Волосы толстые, блестящие, хаотично перепутанные, да это и не волосы вовсе, а черные оцепеневшие змеи.

Лицо вдруг ожило, глаза нашарили спешащий прочь катер. Разверзся громадный рот, исторгнув громоподобные звуки.

— Вот они, — говорило чудище. — Скорее, мой верный Мамаут… Вы, жалкие козявки, как вы посмели?.. Кумара, почему не заступился? Обезглавленному делу долго не жить… Папа, папа, покарай их. Всех покарай, иначе и до тебя доберутся.

Чудище засипело, змеи-волосы неприятно зашевелились, потом по лицу пошли трещины, оно раскололось на массу фрагментов и с шумом ссыпалось во вспенившуюся воду.

Облако осело и превратилось в остров-крепость, ощетинившийся серыми шпилями и башнями, с неприступной стеной по периметру, с жерлами пушек в бойницах. Крепость была мрачная и неправильная, вроде бы устремленная вверх на высоту хорошего небоскреба, и в то же время как бы опрокинутая вниз. От неё веяло смертельным холодом, ощутимым даже на катере, который отошел уже достаточно далеко. Вот над самым верхним шпилем, увенчанным золоченым жестяным флагом, появился гигантский глаз с черным завораживающим зрачком, в котором что-то стеклянно дрожало и переливалось, и мутным в кровавых прожилках яблоком. В следующий миг глаз пропал, пушки выстрелили огненными шарами, и остров растаял.

Но там, на его месте, всё еще кипела какая-то бурая масса, выбрасывая созданных из каменного крошева и водяной пыли фантомов, которые застывали на мгновение, потом развеивались. Фантомы были совершенно феерические, однако порой в общей их картине встречалось нечто узнаваемое, земное. Не было никаких сомнений, что это видения умирающего Эрияура. Долго же он умирал.

Между тем, вылетевшие из пушек огненные шары оказались самыми настоящими, и нацелены они были на катер, и Шоммеру пришлось здорово потрудиться, чтобы вывести катер из зоны поражения. Один шар всё же зацепил флагшток, мгновенно расплавил его, а сам упал за борт. Что интересно, шары эти, попав в воду, гасли не сразу, а какое-то время еще существовали, шипя и далеко разбрасывая искры.

— Молодец, Френк, — сказал капитан, и Шоммер надулся, как индюк.

Резиновый мешочек был приятно увесист. Капитан порой встряхивал его, радуясь побрякиванию, издаваемому драгоценностями, ощупывал, поглаживал. В карман мешочек не помещался, а спрятать его куда-нибудь в тайное место как-то не хотелось. Не хотелось расставаться ни на секунду.

— Пойду-таки рому тяпну, — сообщил он, направляясь в каюту.

Для верности, чтобы хорошенечко продрало, осушил сразу стакан. Подождал, пока огненная жидкость побежит по жилочкам, закурил трубку, степенно вышел на палубу. И сразу увидел лупоглазого. Тот по-жабьи сидел у штирборта и сонно смотрел на капитана. Где же он, скотина, прятался всё это время?