Джек Вэнс - Сиамбак

– Тем не менее...

– В высшей степени праздная болтовня! Подобная чушь не может являться предметом беседы между двумя разумными существами.

Экипаж меж тем оказался на площади длиною в сто ярдов, огороженной рядами роскошных банановых пальм. В дальнем ее конце располагался грандиозных размеров шатер золотого и фиолетового шелка с дюжиной острых коньков, отливающих радужным блеском. В центре площади на стоящем вертикально двенадцатифутовом шесте размещалась клетка шириной около двух футов, длиной в три и высотой в четыре.

В центре клетки, скрючившись, сидел обнаженный человек.

Проезжая мимо, принц указал на него ленивым жестом. В ответ человек впился в него взглядом налитых кровью глаз.

– Это, – сообщил Али-Томюс, – сиамбак. Как вы видите, – тут в его голосе послышался оттенок грусти, – мы стараемся по мере возможности лишить людей стимула к подобному поведению.

– А что это за металлический предмет на его груди?

– Это признак его принадлежности к сиамбакам. По нему вы можете с легкостью опознать любого сиамбака. В нынешние беспокойные времена только мы, принадлежащие к Дому, имеем право прикрывать свою грудь. Все прочие обязаны демонстрировать свой торс, доказывая тем самым, что являются благопристойными сингалютами.

Мэрфи робко произнес:

– Мне следует вернуться сюда и запечатлеть эту клетку.

Али-Томюс весело тряхнул головой:

– Я покажу вам наши фермы, наши виноградники и фруктовые сады. Это обеспечит вашим участникам впечатления, которыми они смогут насладиться, в то время как вид низменного сиамбака способен будет пробудить в них лишь безысходную грусть.

– Полагаю, – ответствовал Мэрфи, – что наш подход можно определить терминами "всеобъемлющий" и "гармоничный". Мы хотели бы познакомить участников не только с фермерами за работой и чиновниками великого Дома, занятыми исполнением возложенных на них обязанностей, но и злодеями и судьбами, которые они заслужили.

– Вот именно! И поскольку на каждого сиамбака приходится по десять тысяч добропорядочных сингалютов, разумно заключить, что лишь одна десятитысячная часть ваших съемок должна быть посвящена этому удручающему меньшинству.

– То есть, порядка трех десятых секунды?

– Они не заслуживают большего.

– Эх, очевидно, что вы не знакомы с нашим производственным директором. Его зовут Говард Фрейберг, и...

Говард Фрейберг пребывал в крайней степени вовлеченности в беседу с Сэмом Кэтлином. Его состояние Кэтлин идентифицировал как "жахнуло философией". "Жахнуло философией" было фазой, которой Кэтлин обычно опасался более всего остального.

– Сэм, – говорил Фрейберг, – знаете ли вы, в чем заключается главная опасность в нашем деле?

– В повышенном риске заработать язву желудка? – быстро предположил Кэтлин.

Фрейберг степенно покачал головой:

– Профессиональная болезнь, с которой мы обязаны бороться всеми силами – это прогрессирующая ментальная близорукость.

– Полагаю, вам следует пореже употреблять слово "мы".

– Задумайтесь! Мы сидим в этом офисе, думаем, что точно знаем, какое шоу нам требуется. И посылаем наших людей на охоту за материалом. Чеки подписываем мы, поэтому и получаем именно то, что у них затребовали. Мы отсматриваем то, что получилось, слушаем это, нюхаем, и довольно скоро начинаем во все это верить – в нашу собственную версию Вселенной, порожденной нашими же собственными мозгами, подобно Минерве, вышедшей из Зевса. Вы видите, к чему я клоню?

– Могу определенно заявить, что мне понятен смысл всех произнесенных вами слов.

– У нас есть свое собственное представление о том, что происходит вокруг нас. Мы требуем этого и это же получаем. Положительная обратная связь все нарастает и нарастает – и в итоге мы оказываемся подобными мышам, пойманным в капканы, созданные из наших собственных идей. Мы поедаем свои собственные мозги!

– Уверен, никому никогда не придет в голову обвинить вас в бедности метафор.

– Сэм, давайте посмотрим в глаза правде. Сколько раз вы покидали Землю?

– Когда-то я побывал на Марсе. И еще я провел две недели в пансионате "Аристотель" на Луне.

Фрейберг ошарашено откинулся на спинку стула: