Андрей Лазарчук - Целое лето

Буквально на следующий день это уже как-то не читалось. Вернее, читалось, но с нехорошим смешком.

Я открыл журнал. Он раскрылся как раз на «Гостях», бумага всё помнила…

«На рельсах ракетодрома стоял исполинский аппарат причудливых очертаний. В сущности, это были три похожих друг на друга, но различных по величине летательных аппарата — нечто среднее между ракетой и самолётом. Они помещались один над другим…»

Я пролистал немного назад — и вдруг на пол выпал сложенный листок. Я присел на корточки, поднял его, развернул.

Строчки — и под ними аккорды. Я тогда хотел научиться играть на гитаре, приставал к Феде Киселёву… Он был отличным гитаристом, но, наверное, никуда не годным преподавателем. А может, его нервировало то, что он ничего не помнил о дне вторжения, а я помнил всё. Несколько уроков он мне попытался дать, но потом заявил, что я ни на что не годен и на моих ушах плясали румбу африканские слоны. И изобразил эту румбу…

Так я и не научился играть.

А может, пытался начать сразу с очень сложного. Ну, сами посудите: «В этой роще берёзовой, вдалеке от страданий и бед, где колеблется розовый немигающий утренний свет, где прозрачной лавиною льются листья с высоких ветвей…» Наверное, это была уже осень, «Доживём до понедельника» вышел в августе — одновременно с танками в Праге… «…За великими реками встанет солнце, и в утренней мгле с опалёнными веками припаду я убитый к земле. Вскрикнув бешеным вороном, весь дрожа, замолчит пулемёт. И тогда в моём сердце разорванном голос твой запоёт»…

Здесь записанное стихотворение кончалось, но я помнил его до конца. Я вообще многое помню из Заболотского…

Как хотите, а меня и сейчас пробило на мурашки по спине. У хороших стихов есть такое свойство…

И тут зазвонил мой телефон. Я посмотрел. Это был телефон Артура, на котором я оставил единственный свой номер. Я принял звонок. Несколько секунд там молчали. Потом ровный голос — а у неадаптировавшихся десантников именно такой вот ровный невыразительный голос, они научаются быстро, но не сразу — сказал… нет, не то, что я ожидал, не «Это красивая местность», а:

— Мир входящему.

— Да, — сказал я, ничего не понимая. — Мир входящему. Ты кто?

— Развилка один. Что происходит?

— Сейчас я приеду…

Пальцы вдруг задрожали.

Он пришёл где-то часа в два. Я только что прикончил вторую бутылку вина. Напиться им было невозможно, но чувство бессилия приглушалось. Сева шагнул из темноты в кружок света, натёкшего из конического светильника над столом. Он был в прожжённых на коленке чёрных бесформенных штанах с множеством карманов и в драной кожаной куртке. Один рукав куртки был пустой, рука висела под полой на косынке. Лицо оставалось в тени.

— Пойдём, — сказал он.

— Куда? — спросил я.

— Я тебя выведу. Просто держись за мной и смотри только под ноги.

— Ну… может быть. А зачем?

— Борьба продолжается, — сказал он. — Ты нужен.

— Боюсь, что я нахрен ни на что не гожусь, — сказал я.

— Ты такую Татьяну Прищепу знаешь?

— И что?

— Вот и пошли. Слушай, мы на такое вырулили… но без тебя долго будем разбираться. Она сказала, что ты сможешь. Что ты лучше всех в этой теме.

— Пошли так пошли, — сказал я. — Жратвы взять какой?

— Ну, возьми…

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ