Андрей Лазарчук - Целое лето

Карпов молчал.

— Могу рассказать, что ты видел последним в том, прежнем теле. Ты был сержантом-пограничником по фамилии Авдеев. Ты благополучно пересёк контрольно-следовую полосу и подходил к проволочным заграждениям на сопредельной стороне. Ты не знал, что турки поменяли схему минных полей, и потому напоролся на мину-лягушку. Ты видел, как она выпрыгнула, и остался стоять…

Карпов как-то странно вздрогнул всем телом.

— А теперь ты наверняка задаёшь себе вопрос: как ты вновь оказался в городе, где разгромили десант? Если ты «спящий», то кто твой напарник? Почему ты в теле калеки? И ты прекрасно знаешь, что те, кто прилетят — а они прилетят — зададут тебе эти же вопросы. И лучше бы тебе узнать на них ответы, потому что в противном случае тебя ждёт не продление очереди, а распылитель. Подумай пока. Я скоро вернусь…

Из подполья-убежища выбрались часов в семь утра и ещё немного задержались в доме — вроде как попить чаю и собраться с мыслями. На самом деле просто было страшно выходить наружу. Все успели пропитаться тем подспудным страхом ожидания ужасного, который более всего мешает человеку; когда уже что-то случается, становится легче. Ещё раз уточнили по карте, кто какие места обследует и на что обращает внимание; договорились о связи, если не восстановится телефонная (когда кто-то что-то найдёт, то самому сюда приходить не надо: в магазинчике — вон там, наискосок — будет сидеть умная девочка Алёна Петухова, ей передать записку, и всё); снова попили безвкусного чаю с подмокшим печеньем…

— И вот ещё что, — задумчиво сказал Степан Григорьевич. — Кто из вас учится как?

— Да всяко, — сказала Аня. — А что?

— Да то. Когда опыты проводили, заметили, что те ребята, которые в школе лучше успевают, дольше остаются невосприимчивыми к подсадкам. Лет буквально до восемнадцати-девятнадцати. А двоечники-троечники — те и в пятнадцать рискуют поддаться. Я вот и подумал…

Все посмотрели на Воху.

— Да ладно, — сказал он. — Пусть только сунутся.

— Я с Вохой буду ходить, — сказала Аня. — Прослежу, если что.

— На рожон не лезьте, — сказал Степан Григорьевич. — Всё и издали можно рассмотреть и понять. А близко не подходите. Она хоть и не случится, подсадка эта, да всё равно приятного мало…

— Приятного мало, — сказал задумчиво Глеб, — а полезного — под крышечку.

— Это потому что ты его взять смог, — сказал Степан Григорьевич. — А взять смог потому, что готов был. А когда неожиданно — это как зюзей с песком по темечку. И тоже раз на раз не приходится. Кто-то встал и отряхнулся, а кто-то, бывало, и без сознания по два часа лежал. А кто-то и вовсе не очнулся — случалось такое, говорят… Так что вот.

И тут разом зазвонили все телефоны.

— Да, пап, — сказал Суслик. — Что? Нет, не дома. С Вохой. Ну, просто так, а что? Прямо сейчас?

— Что? — сказал Воха. — Ага. Понял. Да, сейчас приду. Ага…

— Да, мам, — сказала Аня. — Со Стаськой, как обычно. Нет, всё нормально. Лучше вечером. Да не переживай…

— Нет, мам, — сказала Стася. — Просто связь барахлит. Что? Я тебя не слышу…

— Что? Кто? — спросил Глеб. — А, Андраник Григорович, здравствуйте. Связи не было… что? Когда? Да, я немедленно…

В ушах зазвенело. Он медленно встал. И Воха тоже встал.

— Я искать потом буду, — сказал Воха. — Отца замели. Говорят, убил кого-то…

— Не может быть! — почти крикнула Аня.

— Ты его не видела просто, — сказал Воха. — Кровищи… Так я пока пойду. Разберусь, а там…

— Конечно, — сказал Степан Григорьевич.

— Я тоже пойду, — сказал Глеб. — Бабушка умерла. Свет вырубился, а у них там генератор забарахлил… ну и всё.

— Хочешь, я с тобой? — спросила Стася.

— Я хочу, но лучше не надо, — сказал Глеб. — Ты «посредник» ищи, это важнее. Это самое важное сейчас.

— А меня отец дёргает, — сказал Суслик. — Говорит, что-то срочное. Я сбегаю узнаю, а потом…

— Остаёмся мы две разведчицы, — сказала Аня. — Белка и Стрелка. Можно ещё Сисина подключить.

— Что за Сисин? — насторожился Степан Григорьевич.

— Нашего тренера сын. В седьмом классе учится. Но башковитый… Его бы с вами познакомить — обоим интересно было бы. Привести?

— Потом. Хотя… Нет, всё равно потом. И не надо привлекать.

— Почему? Он правда башковитый.

— Не надо. Прошу. Долго объяснять…

— Ну, как скажете.

— Если ничего не найдёте за день, приходите, когда стемнеет, — сказал Степан Григорьевич. — Будем думать вместе. И приходите не все сразу, а как бы поодиночке.