Андрей Лазарчук - Целое лето

Кто-то кричал.

Глеб вскочил, ударился головой, сверху что-то упало, потом ещё и ещё. Загорелся фонарь и сразу погас, Глеб не смог понять, что именно он только что увидел. Чьё-то опрокинутое лицо. Потом фонарь загорелся снова, луч заметался, остановился. Теперь стало понятно: на полу лицом вверх лежит Степан Григорьевич, а на нём верхом сидит Воха и душит его.

— Ты что! — закричала Аня, и Глеб понял, что и проснулся от её крика. — Отпусти немедленно!

— А пусть не лезет, куда…

— Ты же его задушишь, — сказал Глеб.

— А что ещё с ним делать? Он, сволочь… вон — рюкзак…

Глеб посмотрел. Оказывается, это был его рюкзак. Который, вообще-то, должен был лежать у него под головой, а вместо того валялся посередине комнатки, почти вывернутый наизнанку.

И тут загорелась лампочка под потолком. Стася стояла у входа и держала руку на выключателе.

— Всё равно отпусти, — сказал Глеб.

— Ну, как знаете… — пробормотал Воха, руки убрал и встал.

Глеб подобрал рюкзак, заглянул. «Посредник», завёрнутый в одолженную Стасей футболку, лежал на месте.

Степан Григорьевич сел.

— Вы не понимаете… — прохрипел он. — Это же единственное… чего эти твари боятся…

— Почему же не понимаем, — сказал Глеб. — Очень даже понимаем.

— Их же этим… можно… всех по одному… Они за ним и гоняются так, что знают… А мне терять нечего, я и так уже весь… я бы их…

— Нам тоже терять нечего, — сказал Глеб. — Если всё так, как вы рассказали.

— Я слышу — скребётся, — сказал Воха. — Ну, я и…

— Вов, — сказала Аня. — Потом.

— Можно было просто попросить, — жёстко сказала Стася.

— Так ведь не дали бы, — почти проскулил Степан Григорьевич. — А так…

— Можно подумать, я бы не заметил, — сказал Глеб.

— Вот сейчас они где-то высаживаются, — сказал Степан Григорьевич, почти никого не слыша. — Вернее, всаживаются. Я же их чувствую. Сделать ничего не могу… Который час?

— Шесть ровно, — сказал Суслик. Почему-то все посмотрели на него. — А что?

— Уже началось, — сказал Степан Григорьевич. — Я же их чувствую, как… всё равно как током бьёт… Только где, не могу сказать. «Большой посредник». Прошлый раз они его под пень замаскировали. И я вот думаю: когда успели? Или как догадались? Кто-то им помогал при высадке, это точно… да и следили они за нами долго…

— Началось, значит? — как бы сам себя спросил Глеб.

— Вот вы спрашивали — что делать, что делать? «Большой посредник» искать. Где-то в таком месте должен стоять, что и народ рядом ходит, и если упадёт кто-то, то и внимания особо не обратят или не заметят…

— Почему упадёт? — спросила Стася.

— Многие падают. Или вот так за сердце хватаются, или сгибаются. Но и падают, да. Тяжелое это дело — когда тебя захватывают … Что? Не надо! Не надо, пожалуйста!

Глеб как сквозь сон понял, что это говорят ему и что он сейчас сделает что-то неправильное. Он застыл. Посмотрел вниз. В руках у него был «посредник», направленный рабочим концом на Степана Григорьевича. А тот пытался отползти, забиться в угол…

Стряхнув оцепенение, Глеб сунул «посредник» обратно в рюкзак. Какое-то, блин, кольцо Саурона… как бы не начать ему подчиняться…

— Извините, — сказал он. — Задумался. Значит, найти «большой посредник»… А потом?

— А потом я его взорву, — сказал Степан Григорьевич, спихивая с груди несколько упавших с полок журналов. — Главное, найдите. Найдите его, хорошо? Больше, глядишь, и ничего не надо будет…

— Полковник Лосев, ФСБ, — представился Аспирант, предъявляя удостоверение специфическим жестом: сначала в развёрнутом виде не очень быстро приближаешь книжечку к глазам собеседника на расстояние чуть меньше, чем необходимо для комфортного чтения, а затем медленно ведёшь вниз, заставляя его самого сначала опускать глаза, а потом и голову.

Но капитан, похоже, владел этим нехитрым приёмом в совершенстве; знал он и противоядие против него — не смотреть в книжечку предъявляющего (там всё можно изобразить, при нынешних-то технологиях), а — строго в переносицу.

— Капитан Шабельников, исполняющий обязанности начальника ОВД, — сказал он в ответ. — Присаживайтесь, товарищ полковник. Чем могу помочь?

От капитана так отчётливо тянуло виски, что Аспирант испытал укол зависти.

— Начистоту, — сказал Аспирант, садясь и поддёргивая брюки на коленях. — Я со своей опергруппой вёл наблюдение за особо опасными преступниками…

— Это мужик, который сбежал из больницы с четырьмя дырками в тушке? — уточнил Шабельников.