Вероника Батхен - Фараоново племя

— Время тут не причем, драгоценная барышня! Маэва!

От знакомого, бархатистого, медоточивого голоса Джулия вздрогнула. Клетчатый Тулуз-Лотрек подкрался незаметно и подслушал — похоже последние слова она произнесла вслух.

— Маэва! Мне казалось, мистер Лотрек, что дело именно в солнце, особой мягкой прозрачности воздуха и атмосфере вечного праздника. Нам, художникам, всегда не хватает тепла.

— Так вы не знали секрета? Вы приехали не к великому тахуа на ритуал красных повязок? — Подвижное лицо клетчатого господина сложилось в уморительную гримасу.

Джулия рассмеялась.

— Но ведь вы художница, барышня?

— Да.

— И мечтаете написать свой шедевр? Лучшую в жизни картину?

— Да, — потупилась Джулия.

— Тогда слушайте. Великие тахуа — жрецы Тангароа, отца и покровителя всех таитян. Они знают тайну первого короля острова, длинноухого Тики, который однажды приплыл из океана на крылатой лодке и покорил все земли вокруг. Когда белокожий пришелец захотел власти, тахуа призвал духов дождя, потушил священный огонь и плясал всю ночь, извиваясь в священном танце, царапая тело острыми раковинами. А поутру смочил кровью жертвы повязку из красной материи и завязал четыре узла по краям. Когда Тики поднял обсидиановый меч и направил его на вождей островных племен, он знал, что победит. Перед первой кровавой битвой он развязал узлы на повязке, и Тангароа шествовал впереди воинов. Тики отдал за это лучший день своей жизни — утро, когда он впервые встретил прекрасную Хина-и-ка-малама и одним ударом сразил двух её братьев-великанов, а затем выиграл в камешки право провести с принцессой ночь на берегу лагуны, под огромными звездами…

— Чудесная сказка, мистер Лотрек! Вы такой фантазер! — восхитилась Джулия.

— Я фантазер? — обиделся клетчатый господин. — Дорогая, бесценная барышня, Тулуз-Лотрек деловой человек. Я уже много лет промышляю шедеврами. Изумительными картинами и скульптурами, нотами чудных песен и зажигательных танцев, увлекательными романами и мистическими поэмами. Я меценат, мадемуазель Доу, я помогаю вам, творческим людям, создать лучшее в вашей жизни произведение, а потом покупаю его за хорошие деньги.

— И продаете за очень хорошие? — понимающе улыбнулась Джулия.

— Вы совершенно правы. Хотя гешефты мои и не так велики, как клевещут завистники. Отнюдь не всякий приезжий художник соглашается на ритуал красных повязок, отнюдь не всякий, кто прошел ритуал, рискует развязать узелки. Но смельчаки получают награду сполна. Картины вы уже видели? «Катание на досках» прекрасно — мистер Маккой был первым, кто пошел к великому тахуа и танцевал ночь в темноте, под молчание боевых барабанов. А «Прощание с Папеэте» — моя любимая, не могу насмотреться.

— Моя тоже, — кивнула Джулия. — Если б не «Розовый закат», я бы так и жила в Нью-Йорке.

— И это отнюдь не все. Вы слышали «Алоха оэ»? Королева Лилиуокалани надела красную повязку и сочинила единственную в жизни песню. По ту сторону океана немногие смогут произнести имя правительницы Гавайев, но мелодию знают все.

Клетчатый господин немилосердно фальшивил, но песню было ни с чем не спутать.

— А слепой художник, старый мерзавец?! Он отправился на ритуал, уже потеряв зрение, и сам тахуа ничего не заметил. От полнолуния до полнолуния негодяй покрывал фантастическими узорами полы, столбы и стены своего дома, наощупь вырезая цветы, птиц, лесных духов и древних богов. А на смертном одре приказал своей глупой таитянской вахине спалить шедевр.

— И она сожгла дом?

— Да. И ещё имела наглость требовать уничтожения фотографий — я успел отснять интерьеры и сделать открытки. Можно подумать, на них удалось заработать.

Джулия выразительно посмотрела на мецената, тот не отвел глаза.

— Ну так что, милая барышня, подпишем контракт? Хотите нарисовать свой шедевр, лучшую в жизни картину? Портрет возлюбленного, морской пейзаж, натюрморт с фруктами, вид из окна мансарды? А?

— Я подумаю, — помедлив, ответила Джулия. — У меня ведь есть время подумать?

Клетчатый господин кивнул, потирая ручки.

— Время — это единственное, что мы тратим, не заработав. Думайте сколько заблагорассудится, мадемуазель Доу.

Папеэте небольшой город, но кружить по нему можно долго — было бы желание. На ходу ясней складывается мозаика настоящего, четче видится контур. Балансируя по поребрикам и мосткам, перепрыгивая через корни деревьев, любуясь на синие горы и синие лоскуты моря вдали, Джулия бродила по улицам до тех пор, пока новые сандалии не натерли босые ноги. Ей грезились изумительные картины — зимородки урири у горной реки, таитянские мальчики на рыбалке, дикие лошади в чаше долины — белогривые и стремительные. Солнечный город Нью-Йорк в миг рассвета, аэростаты над мачтами, зеркала витрин, гладь асфальта, нечеткие штрихи первых прохожих. Капитан дирижабля в белой форме и белой фуражке с соколом — поднимаясь по трапу он машет рукой той, с которой надеется обвенчаться… и «Джефферсон» не сгорит в воздухе, не обратится в клочья жирного дыма…