Василий Криптонов - Я выбираю смерть

— Я внутри, — прошептал он. — Я внутри…

Какое-то движение привлекло его внимание, когда он открыл глаза. Взгляд упал на экран камеры заднего вида. Возможно, впервые с тех пор, как на той ужасной планете ему, ребенку, пришлось заставить себя бегать и отжиматься, чтобы не замерзнуть, как дедушка, в своей постели, он испытал страх.

Звуки не распространяются в безвоздушной среде, и безмолвие происходящего добавляло ему какой-то иррациональности. Разум требовал, чтобы раздавался дьявольский скрежет металла, но было совершенно тихо — только кровь стучала в висках все сильнее и сильнее.

В тоненькую, по меркам космонавтики, щель закрывающегося люка пытался пролезть корабль. Ирцарио сразу же узнал чудовище Кидеса — практически уничтоженный лазерной атакой, он все-таки двигался. Каким-то невероятным чудом пилот был еще жив, и его неукротимая воля — или необузданное безумие? — вела корабль вперед, к цели. Каждую секунду створка люка поднималась на миллиметр, круша фюзеляж корабля, переламывая его пополам. Вот треснуло и разлетелось в воздухе красивым фейерверком лобовое стекло, и наружу высунулся Кидес.

Огромный, будто чудовище из сказки, с длинными черными волосами, которые, верно, никогда не знались с мылом, Кидес выбрался на нос космолета, сделал по нему пару шагов и прыгнул. Ирцарио почувствовал, что у него дрожат колени. Почему, черт побери, этот человек не парит в воздухе? Ведь искусственная гравитация никогда не включается, если есть хоть малейшая щель наружу!

Кидес выпрямился, стоя на полу. Сделал несколько шагов и вдруг харкнул кровью. Красные шарики разлетелись в разные стороны. Один из них, самый большой пузырь, устремился вниз и разбился о ботинки Кидеса. Ботинки! Ирцарио понял, почему Кидес не летал над полом, а шел по нему — он надел металлические ботинки от скафандра, которые примагничивались к полу, но то ли не успел, то ли не захотел надеть весь скафандр. И теперь жизнь уходила из его тела.

Створка люка перерубила корабль пополам и закрылась. Потоки воздуха ударили со всех сторон, стремительно наполнив отсек атмосферой. Это произошло так быстро, что Ирцарио успел услышать грохот от падения носовой части корабля. Одновременно с этим будто закончилось действие заклятия — Ирцарио понял, что может двигаться. Он отстегнул ремень и нажал кнопку разгерметизации. Легкий хлопок и шипение известили его о том, что, несмотря на повреждения, люк открывается.

Сознание возвращалось к Винчу Хирту долго и скачкообразно. Несколько раз он терял его от нестерпимой боли во всем теле, которая хоть и становилась меньше, но недостаточно быстро. Потребовалось время, чтобы боль перестала перехлестывать за порог того, что может вынести узорг.

Наконец, Хирту удалось остаться в сознании. Не пытаясь двигаться или открыть глаза, он анализировал свое состояние. Похоже, сломаны обе ноги, существенно раздроблены тазовые кости, несколько ребер. Вывих руки можно не считать, так же как и немыслимое число порезов и ожогов. Хирт был благодарен судьбе за то, что не сгорел — видимо, сработала система пассивного пожаротушения. Где-то завывала сирена, слышались чьи-то стоны. Пахло гарью.

Позвоночник не пострадал, за что Хирт еще раз поблагодарил некую высшую силу. Нет ничего более жалкого, чему узорг со сломанным хребтом в подобной ситуации. Нормально восстановиться при таком раскладе было бы просто невозможно. Упершись здоровой рукой в приборную панель, Хирт оттолкнулся и, взвыв от пронзившей тело боли, откинулся назад. Ребра встали в правильное положение, тазовые кости тоже распрямились. На несколько минут Хирт замер, боясь даже дышать — кости срастались быстрее, чем можно было ожидать, но медленнее, чем хотелось бы. Все-таки сказывалась сильная кровопотеря.

Срастающиеся кости болели и жгли, заставляя Хирта скрипеть зубами. Лишь немного облегчения ему доставляли стоны из коридора — этому человеку явно было гораздо хуже. Он умирал, тогда как Хирт — оживал.

— Иджави… — вырвалось у него хриплым шепотом.

Хирт провалился в болезненное забытье, наслаждаясь видениями-мечтами о грядущей встрече с принцессой. Ее смеющееся от радости детское личико с почти незаметными слезинками на щеках было таким реальным, что Хирт вытянул руку и разбил видение. Обожженная ладонь дрожала над панелью управления — вернее, над ее остатками. Несколько секунд Хирт сидел в таком положении, не двигаясь, потом медленно опустил руку и заплакал.