Роберт Янг - Бокал звезд

После того, как в круге прогулялись все девушки из кордебалета, появилась первая богиня стриптиза. На ней был обычный набор тонких, как паутинка, шалей, и она снимала их по одной, презрительно отбрасывая в партер дерущейся толпе солдат и штатских. Выступление было рассчитано так, что, сняв последний шарф, она возвращалась, и занавес опускался.

Однако еще до того, как девушка ушла, я понял: это не богиня Диана.

Следующая тоже не была ею, и следующая, и следующая. Прима обычно выходила в конце. Я сидел, ожидая, когда закончится скучная череда цветных огней и жеманных походочек, и чувствовал растущую горечь. Хотелось встать и уйти, сохранить в душе то немногое, что осталось от моего идеала, но я не тронулся с места. Невзирая на возможное разочарование, я должен был узнать, правда ли девушка на афише — моя девушка изо сна.

Наступила пауза. Затем в заключительную часть «Либидо» ворвался грохот диссонирующих ундецимов, и занавес раздвинулся, явив богиню в ореоле чистейшего золотого света.

Я понял: это она, та самая!

Диана медленно двинулась в обход сцены. Не жеманно, как другие, а степенно и грациозно. Сняла с себя первую шаль — та бледной бабочкой слетела с пальцев. Она подходила все ближе, и я упивался ее реальностью. Вопреки моим ожиданиям, вкус оказался не горьким, а сладким и дурманящим — аура достоинства высоко поднимала ее над вульгарным окружением, отгораживая от навязанного ей образа жизни.

Дойдя до дальнего конца подиума, она на мгновение остановилась, сняла очередную полупрозрачную шаль и бросила в партер. И в этот миг наши глаза встретились.

Я понял, что жесткое выражение лица с афиши — не более чем игра театральной актрисы, потому как в лице, которое плыло надо мной в золотой дымке светового круга, не было ни тени надменной пресыщенности. Такое же ласковое участливое лицо я видел во сне, и никакая бесстыдная улыбка не уродовала нежных губ, не затмевала летнюю голубизну глаз.

Встретив мои, ее глаза расширились — вначале потрясенно, потом недоверчиво. Она внезапно потупилась, и золото ее шеи потемнело от бросившейся к лицу крови. Девушка отвернулась и пошла дальше. Однако ее походка лишилась прежней неторопливости, и, хотя зрители вопили, требуя продолжения похотливого пиршества, больше им не перепало ни одной шали, и занавес вскоре опустился, скрыв божественное тело.

Выбравшись из зала на улицу, я помедлил под навесом у входа. Представление закончилось, и меня со всех сторон толкали солдаты со штатскими, во множестве выходившие из театра. Заметно похолодало, и сквозь ажурные переплетения дорожек верхнего города над головой падали снежные хлопья.

«Она узнала меня, — подумал я. — Она поняла, кто я».

Логический вывод ошеломлял: она тоже видела мой сон! Но почему она застыдилась? Кажется, я знал ответ: ее не заботило, что думает о ней безликая толпа в партере и извращенцы в ложах, но волновало, что думаю о ней я, потому что она хотела моего уважения. Возможно даже, мое присутствие во сне успокаивало ее точно так же, как меня — ее, и она нуждалась во мне не менее отчаянно.

Внезапно я понял, что должен увидеть ее, должен коснуться ее лица, волос. Должен поговорить с нею о нашем сне. Скоро она со своим хозяином сядет на крыше театра во флаер и улетит. Надежда перехватить ее там представлялась слабой, но иной у меня не было.

Я вернулся в театр и пошел по окаймляющим партер коридорам. От холода больная нога разболелась, и я подошел к лифтам, хромая. Их построили еще до того, как город переиначили, превратив в архитектурный символ армейской кастовой системы. Тогда между штатскими и офицерами еще существовало какое-то подобие равенства, и в верхний город нас допускали. Однако, когда военная диктатура урезала права гражданских, низведя нас до уровня простых солдат, об этом пришлось позабыть, и лифты встали за ненадобностью. Я надеялся найти тот, который еще работает, так как другого пути на крышу для меня не было.

Мне повезло. Кнопка третьего лифта отозвалась, и мгновенье спустя я ступил под обжигающую холодом метель.

Нашел темный уголок на крыше театра и встал на ветру, ожидая.

Надо мною парили тусклые от налипшего снега огни флаеров. Справа были лифты лож, и всякий раз, когда наружу выходил аристократ-военный с любовницей, один из флаеров спускался и подбирал их. Я продолжал надеяться, что Диана еще не улетела, хотя уже понял: на разговор рассчитывать бесполезно. Зато, по крайней мере, я мог выяснить, кто ее владелец, сколь бы горьким ни было такое знание, а значит, где ее искать, сколь бы бесполезно это ни было.