Елена Асеева - Последний [СИ]

Ее…

Голубую планету…

Терру…

Землю…

Мать всего живого…

И мне внезапно становится так ее жалко…

Так жалко…

Я гляжу на нее, на мою Землю. Всего только в движении руки замершей подле, и понимаю… Что на самом деле Земля и была той семьей для человечества, которую он сам на протяжении веков, тысячелетий разрушал и уничижал, в собственном безумие не признавая в ней того самого бога, который его и сотворил.

Мне так жалко ее…

Так жалко…

Потому как я понимаю, что Земля это близкое и живое создание, когда-то сотворившее меня, в тяжелый момент сохранившее мою жизнь, и всегда соединяющее меня с моей семьей и моими предками.

Я медленно разжимаю кулаки… Я не могу злиться на Землю, потому как люблю ее. И все также неспешно поднимаю правую руку, вытягиваю указательный палец да легонечко двигаю его в сторону планеты, желая прикоснуться к ней… Встретиться и ощутить течение ее океанских вод, дрожание ее горных хребтов, дыхание ее равнин и низменностей, жара ее пустынь и стылости ее ледников. Мой палец едва раздвигает волокнистую атмосферную накидку Земли и тотчас застывает, ощущая легкую пульсацию, словно биение ее сердца…

Сердца живого творения, желающего жить, созидать и любить.

— Как тебя зовут? — внезапно раздается надо мной низкий с легким налеганием на букву «Р» голос инопланетянина, моментально разрушая не только видение Земли, но и серый тягучий дым предшествующий тому показу. Я резко дергаю головой и теперь наблюдаю стоящего передо мной пришельца, нависающего своим огромным ростом. Он стоит широко расставив ноги, сложив на груди руки, которые переплел между собой так, что теперь ясно видны его четыре пальца на каждой кисти, где отсутствуют указательные. Чтобы увидеть его лицо я отступаю назад, упираюсь в выступ-лежанку ягодицами, мгновенно отмечая, как выпяченные губы пришельца слегка растягиваются, изображая улыбку и даже показывая с зеленоватым отливом верхние зубы, словно присыпанные по грани мельчайшим, голубым бисером.

— Максим, — хрипло отзываюсь я, и сам не понимая почему неожиданно перестаю злиться на этого пришельца, а поднятую в сторону планеты руку смещаю вперед. Теперь вытянутым указательным пальцем желая дотронуться до свисающего вниз мизинца инопланетянина и ощутить его легкую вибрацию, да тепло живого создания, определенно, любящего Землю также сильно как я… А может даже и сильней…

— Что ты со мной сделаешь? — обращаю я вопрос пришельцу, к собственному удивлению отмечая, что на пальцах у него, вытянуто-овальной формы, прозрачно-белые ногтевые пластины по краю украшены мельчайшими зелеными листочками, словно только, что распустившимися. — Или я опять не правильно формулирую вопрос, — дополняю я и глажу подушечкой пальца его ноготь, точно теребя на нем живые листочки, напоминающие те которые покрывают деревца на Земле.

— Я барражировал планету, когда увидел тебя, — говорит он и в голосе его звучит мягкость, точно он жалеет меня или сочувствует моему одиночеству, — такого маленького, потерявшего сознание, истекающего кровью, неподвижно застывшего на горной дороге человека. Маленького мальчика, умирающего где-то в глубинах планеты, никому не нужного, который, однако, из последних сил старался заслонить собой, спасти своего питомца… Я увидел тебя, искренность твоих чувств, и не смог пролететь мимо… Не смог тебя оставить там, умирать…Хотя должен был.

— Что со мной будет? — вновь спрашиваю я, осознавая, что убивать меня не будут… Ни он, ни его соплеменники…

Инопланетянин слышимо усмехается или только шумно дышит так, что колеблются поместившиеся на месте носа на лице три продольные щели, вроде помахивая и без того шевелящимися розовыми краями. Он теперь расплетает покоящиеся на груди руки, смещая ту, которую я продолжаю поглаживать, в мою сторону и медленно возлагает свою узкую и тяжелую ладонь мне прямо на голову, придавливая на ней волосы. И низко, точно хочет, чтобы, кроме нас двоих, его никто не услышал, говорит:

— Ну, всегда нужно с чего-то начинать… Нужно или можно… С чего-то или с кого-то… Здесь ли, на Земле, или где-то в ином месте… С последнего человека планеты, мальчика Максима… Или какого-нибудь другого мальчика, девочки… Сие ведь столь ярко иллюстрирует ваша мифология, повествуя о первопредке китайцев Паньгу, первозданном человеке индийцев Пуруши, о первом человеке славян Ване, скандинавов Аске или прародительнице индейцев Атаентсик, — смолкая и с тем оставляя меня в полном неведении или только непонимании собственного будущего…