Елена Асеева - Сквозь сон [СИ]

— Это случилось. Случилось после нашего разговора в лечебнице, когда я тебе призналась, Вук, что люблю другого.

Беловук теперь опустился на корточки подле Сини, и, протянув руку к моему лицу, нежно огладил щеку, смахивая оттуда слезы. Я даже не приметил, что, оказывается, заплакал, наверно, поэтому и наблюдение мое становилось рассеянным. Бабушка Виклины, стоило возле нее присесть Беловуку тотчас дернула голову вправо и плечи ее зримо сотряслись, словно она была не в силах переносить происходящее, и подумала, что у ее внучки провал в памяти.

— Да, дорогая, — нежно отозвался он, и с той же теплотой провел ладонью по волосам Лины, разравнивая отдельные локоны. — Тот разговор плохо сказался на тебе. Не надо было его и начинать. Но я убежден, что проводимый мною комплекс мероприятий одобренных твоим врачом и моим руководителем Осмак Санко вскоре даст положительный результат, и не останется никаких последствий от острого нарушения кровообращения мозга. Я убежден, Лина, ты будешь совершенно здорова и сумеешь встретиться со своим любимым землянином, выйдешь за него замуж и станешь самой счастливой женщиной, супругой и мамой.

Беловук это сказал с такой нежностью и уверенностью, что я внезапно почувствовал к самому себе лютую ненависть. К себе долбанному такому эгоисту, который довел Лину до страшной болезни, расстроил ее брак и будущее своими перемещениями.

Если бы я только мог сейчас треснуть себя по башке, или остановить эти прыжки… Прыжки, каковые начались с любопытства, а закончились такой трагедией, болью любимого моего человека, которого я сломал, лишил права выбора заставив полюбить себя и тем изменить собственную жизнь.

Я себя ненавидел!

И если бы я только мог это контролировать, прекратить. Я бы не пожалел то жалкое, что составляло меня как мысль, личность, душу.

Убивал! Я убивал мою Лину! Эта мысль обжигала мою голову изнутри, давила на грудь, и я, осознавал, что болит мозг, сердце не мое, только моей обожаемой девочки, тем самым повышая в ее организме волнение. Я понимал, что это не болезнь, а лишь замещение Линочки провоцирует у нее нарушения кровообращения в мозге.

Я понимал… Осознавал…

Но ничего не мог поделать сейчас ли, потом ли. Потому как не знал, каким образом это можно контролировать или прекратить.

Впрочем, прекратить перемещение было можно…

Слезы, выскочив из глаз моей любимой, заструились по нежной коже ее щек. Они обильным потоком скатились к подбородку, и, схлынув с него, стали капать на ее удлиненную шею, на материю облегающей зеленой, трикотажной футболки с длинным рукавом, проявляя под ней прячущуюся шаровидной формы грудь с чуть приподнятыми сосками.

Плакала Виклина, ее глаза. И в унисон им рыдала моя душа, личность, сеть нейронных связей в мозге, словом то, что отличало во мне человека, несущая любовь к этой девушке из другой Галактики, с другой планеты, иного мира… даже не столько чуждого, сколько обратного моему.

— Не плачь, дорогая, — прошептал Беловук, и, подавшись с корточек, прижал голову Лины к своей груди, стараясь всеми силами защитить, спасти, уберечь от меня.

Меня — избалованного эгоиста и бессовестного хама, проклятого землянина, вторгшегося в их жизнь и разрушившего все, что их связывало и могло объединить на оставшееся время, на всю жизнь.

Сероватый туман, застилающий мои глаза, внезапно слегка колыхнулся перед ними, и я увидел желтоватую, студенисто-овальную массу, изрезанную глубокими бороздами, извилинами, где сами морщинки, ложбинки на ней покрытые чуть видимой сетью связей, в местах стыка превратились в тлеющие розовые угольки. Теперь мой нос, обоняние наполнилось сладостью распустившихся цветов, свежестью и необычайным пряным ароматом, напоминающим горько-миндальный, терпкий вкус, но как я знал имеющий ассоциацию только с любимой Линочкой. Еще миг и по правую от меня сторону слегка мигнула крупная алая искра, а затем я услышал высокий голос, нежный, красивый от природы наполненный лирической легкостью, так точно то заговорила со мной фея, волшебница, богиня, сказавший:

— Не плачь, землянин! Ты самый лучший, потому как есть моя половинка. Частичка некогда распавшейся мысли, — и немедля звучанию голоса подыграли флейта и скрипка, заглушая сначала его звук, после гул этого мира, леса, наполненного насекомыми, птицами, животными и раскатистым уик-уик, будто спрашивающей, что-то серо-коричневой обезьянки, видно, прячущейся в листве пальмы.