Катя Саргаева - Полет на Плутон

Мы сварили харчо и сделали чанахи, также сделали хачапури, правда из готового теста, и Гога сказал, что это не то, тесто надо делать самому.

— Может ты передумаешь уходить? — спросила я осторожно.

— Ты не представляешь, как тяжело далось мне это решение. Я люблю твою маму больше всего на свете, и тебя тоже очень сильно люблю. Но я многое понял, эта жизнь не для меня. Твоя мать тянет меня на дно, я боюсь, что мы очень плохо кончим.

Я не понимала какая «эта» жизнь не для него. Разве вообще существует другая жизнь? Но спрашивать об этом не стала.

— Забери меня с собой, пожалуйста. Я не нужна маме, и так всем будет лучше.

— Я поговорю об этом с ней, — ответил Гога после некоторого молчания, — пока обещать ничего не буду.

Утром я проснулась от охов-вздохов, так я называла звуки, которые издает мама, закрываясь в комнате с каким-либо мужиком. Она никогда не стеснялась моего присутствия в квартире. Гога был первый кто просил ее вести себя потише.

— Да плевать мне на нее! Она все равно ничего не понимает, — как-то сказала мама, и Гога оставил попытки утихомирить ее.

Наверное они помирились, подумала я. Пока я была в ванной Гога ушел. Когда я зашла на кухню мама варила кофе.

— Где Гога? — чуть ли не плача спросила я маму.

— Да никуда не делся твой Гога. В церковь пошел, ерундой этой твоей заниматься, — мама повернулась и посмотрела на меня. — Только не хнычь! Что тебе вообще взбрело в голову? Зачем тебе вдруг приспичило креститься?

— Так бог хочет.

— Откуда тебе знать чего он хочет? Выдумываешь херню всякую.

— Нет. Я знаю что он есть. Я это чувствую, чувствую его присутствие.

— Зря я оставляла тебя со Светкой, забила тебе дуростью всякой голову.

— Почему ты так против? Ведь хуже мне от этого не будет.

— Не знаю. Может ты и права, хуже не будет, — уже спокойно сказала мама, — я только не понимаю, зачем тебе это нужно, откуда такая потребность в боге?

— Он мой друг. С ним же можно дружить?

Мама смотрела на меня и молчала. На ее лице была скорбь.

— Да. Дружи с богом, если хочешь. Может ты когда-нибудь простишь меня, — после некоторого молчания добавила она.

Я не стала спрашивать за что мне нужно прощать ее. Мне не хотелось с ней разговаривать по душам, потому что всегда подобные разговоры заканчивались ее слезами и обвинениями меня во всех грехах.

Вернулся Гога, он улыбался, и не разуваясь зашел на кухню.

— В субботу идем креститься! Ты довольна, девочка моя?

— Прекрати с ней сюсюкать, она уже большая, — огрызнулась мама.

— Смотри что я тебе купил, — Гога достал что-то из кармана, не обращая внимания на мамин комментарий.

Он положил передо мной золотую цепочку с крестиком, сказал, что это будет знак того, что я крещеная, что крестик надо будет беречь и охранять как символ своей веры. Я крепко обняла его за шею и поблагодарила.

— Вы с мамой помирились? Ты останешься? — тихонько шепнула я ему на ушко.

— Да, дэдико.

— Вахтанг, прекращай! — снова крикнула мама, — и не держи ее вот так!

Я висела на Гоге, обвивая его ногами за талию, а он поддерживал меня за попу.

— Она всегда для меня будет малышкой, — сказал Гога, опуская меня на пол, — но я буду стараться, я помню, она уже большая.

Тетя Света рассказывала про таинство крещения, она говорила, что в этот момент у человека появляется ангел-хранитель, и что теперь они с богом неразделимы, теперь бог всегда будет с ним. Она говорила, что если человек крестится в сознательном возрасте, то чувствует прикосновение бога. Я почувствовала прикосновение только ледяной воды, и от батюшки воняло старостью. Это единственное, что сохранилось в моей памяти о крещении. Мы были с Гогой, и он стал моим крестным отцом. Еще с нами была какая-то женщина, которую я видела в первый и последний раз в жизни, она была моей крестной матерью. Я даже не помню как ее зовут. Мама наотрез отказалась с нами идти, сказала, что у нее месячные, а с ними в церковь входить нельзя. Я выполнила свою часть уговора — покрестилась, а бог выполнил свою — оставил Гогу.

Что такое месячные я узнала через два года. Со мной был Гога, и конечно не было мамы. Мама не удосуживалась рассказывать мне о таких вещах как тонкий женский организм, а подруг, которые прошли этот момент взросления у меня конечно не было. У Гоги же и мысли не закрадывалось о том, что я могу не знать о том, что такое месячные, как они проходят и по какой причине. До этого момента я для него была маленькой шестилетней девочкой, которой он меня узнал.