Катя Саргаева - Полет на Плутон

— Это новый препарат, вы вряд ли о нем слышали, — сказал врач. Потом перевел взгляд на Борского, — что скажете, Илья Николаевич, выполним просьбу дамы? — Борский смотрел на врача недоумевающим взглядом, вероятно он не понял, что за препараты я просила. Врач, видя это пояснил, — Это капельницы для интоксикации.

Тот коротко кивнул головой и врач удалился. Все время что врача не было Борский смотрел на меня изучающе, и не проронил ни слова. У меня закружилась голова, и я легла назад на койку.

— Он не сказал, сколько времени я была в отключке, — сказала я, глядя на Борского.

— Мы не разглашаем местонахождения тюрьмы.

— У меня и мысли об этом еще не возникло, говорю же, голова не соображает. Я пытаюсь понять насколько сильный вред нанес моему организму тот препарат, что мне вкололи, а не вычислить где мы находимся. Что-то мне совсем плохо.

Комната кружилась у меня перед глазами, все предметы троились, я почувствовала, что сейчас отключусь. Еще секунда и я провалилась в темноту. Придя в себя я услышала голоса, я лежала не шевелясь и не открывая глаз.

— Она не помрет? — спрашивал Борский врача, — делай с ней что хочешь, но она нужна мне живой! Я ведь не успел допросить ее. Мне важно знать каким образом она взломала систему, чтобы исправить недочеты.

— Надеюсь что не помрет, я постараюсь этого не допустить. Хорошая девочка, и в медицине соображает, это как раз то, что вы все от меня требуете, и учить никого не надо. Так что она мне самому нужна.

— Почему она вырубилась? Слабенькая?

— Да нет, напротив, ей Сашка три дозы вкатил, потому что от первой быстро отошла. Одной дозы должно было на весь полет хватить, а она в самолете очнулась, только взлететь успели. Сашка еще одну вкатил, а она через три часа снова просыпаться начала, он ей тогда еще одну саданул. Препарат сильный, у нее интоксикации дикая. Вы бы ее пока не трогали пару часов, пусть полежит тут, в себя придет. В таком состоянии от нее все равно толку нет.

Что ответил Борский я не слышала, потому что снова отрубилась.

В себя я пришла в тюремной камере. Окон не было, как и в первой комнате, и я не знала сколько времени и какое сейчас время суток. Почему-то этот вопрос занимал меня в тот момент больше всего. Сколько же сейчас времени? Я потерялась в пространстве. Физически я чувствовала себя лучше, капельницы не было, значит прошло не менее двух часов. Я встала с кровати и подошла к решетке, напротив стена, передо мной коридор. Я выглянула из камеры, насколько это было возможно, было пусто, как будто в округе нет никого. Мне вдруг стало так страшно, я одна, за решеткой тюрьмы, которой нет на карте, вокруг никого нет. Всех убили. Гогу убили . А я считала, что он будет жить вечно. Это моя вина, я виновата в их смерти, всех их. Это все из-за глупого пари, из-за денег. Как же это отвратительно! Все внутри меня сжалось в огромный ледяной комок, слезы лились сплошным потоком. Это я виновата!!! Я стояла, держась обеими руками за решетку, от всех этих мыслей я снова впала в ступор. Я простояла в такой позе четыре часа. Я поняла это по тому, что где-то недалеко были часы, и они отбивали каждый час. Последний раз я насчитала десять ударов. Спустя какое-то время пришел врач, он и вывел меня из ступора. Я тут же рухнула на кровать.

— Ноги болят, — сказала я ему, — я четыре часа простояла.

— Откуда вы знаете? — удивился врач.

— Там у кого-то часы с боем.

Врач слушал мое сердце, измерял давление, считал пульс.

— Почему вы один, — вдруг опомнилась я, — не боитесь, что я на вас накинусь? Здесь ведь никого нет, ни одного охранника.

— Нет, не боюсь. Я вижу, что ты адекватна, и дело твое тщательно изучил. Ты не преступница, по крайней мере не боец.

— А вот здесь вы ошибаетесь, я отлично стреляю и в рукопашной борьбе согну вас в два счета. Но вы правы в том, что я в адеквате.

— Ну вот, ты же умная девочка, а умный человек сначала изучит суть сложившейся ситуации. Если ты и нападешь на меня, то не сейчас. В любом случае идти тебе некуда, если вдруг надумаешь побег. Ничего что я «на ты»? — я кивнула, мол все хорошо, а он продолжил, — ко мне тоже можно «на ты». Меня зовут Глеб, и я хочу поговорить с тобой, прежде чем ты попадешь к Борскому.

— А кто он такой?

— Начальник тюрьмы, так что с ним лучше дружить. Хотя здесь со всем персоналом лучше дружить, потому что пожаловаться в случае чего будет некому. Вы здесь одни, как звери в клетках. Ни законов, ни адвокатов. Никого. В самом крайнем случае можно к Борскому обратиться, а он рассудит, как король в древние времена. Так что он тут царь и бог, и вся власть у него. Один раз попробуешь сбежать и все, ты у него в немилости, он жесткий мужик. Так что не рекомендую, к тому же отсюда еще никто не сбегал, поверь мне.