Меня самого уже мучил вопрос: кто такой Майкл?
А? Коннор?
Вода хлынула прямо на нас.
Его злила каждая капля, он старался писать. В какой-то момент он замер и прекратил двигаться. Коннор дал мне ответ сам. Даже и спрашивать не пришлось. Он хотел, чтобы я знал. Либо думал, что за всем этим шумом будет не слышно. Что грозы хранят секреты и что эта сохранит его. Он открыл рот и начал говорить обо всем, что мне было нужно, как с Алисой, как заклинатель. Как новый Коннор, пьяный.
Ничего этого не должно было быть.
Но спасибо, Рид.
Спасибо тебе.
— Я был послушным ребенком, Хэнк, — говорил Коннор, — все эти истории: ему пообещали пони, и он пошел за незнакомым мужчиной ко мне не относились. Меня просто забрали. Накинули мешок на голову и увезли — маньяки в новом десятилетии тогда поумнели и повзрослели. Перестали обещать всякую хрень, брали детей так, как могли — как хотели! Меня должны были убить, либо изнасиловать, я не помню, и ладно… но меня вытащили. Вот так. Вытащил оттуда полицейский, но я не помню его лица, хоть убей. Я был напуган так сильно, что думал — умру. Мне было так страшно, Хэнк. Я не помню его голоса, я не помню ничего, не помню, о чем он мне говорил — только чувство. Он меня спас, — Коннор взял паузу, затем сделал вдох и продолжил: — мама сказала: Майкл Перриш. Так его звали. Мне тогда было восемь лет. Знаешь, ты на него даже чем-то похож. Ну, не внешне, — Коннор махнул рукой, — я уже ведь сказал, что не помню. А этим своим… желанием помочь всегда и везде. Именно мне.
хэнк хэнк хэнк хэнк андерсон
Я стоял и не двигался. Не хотел ничего слышать, но пришлось. Не хотел смотреть на его спину, а когда он повернулся — и в глаза тоже, не хотел ни че го. Вот бы шум был моим оправданием, а не эта правда.
Почему он мне ее дал?
Почему вдруг сблизился с Хлоей?
Первого ноября он подошел к ней на обеде, сел рядом и достал два листа с ручкой. Они играли в слова. Когда ты выбираешь одно большое с кучей букв, а затем составляешь новые. Он прошел мимо меня, взял себе полный обед и чай, отвернулся к ней и заговорил. А затем сделал все то же самое на следующий день. И повторял это день ото дня, неделя к неделе.
Однажды я не выдержал. В очередное наше дежурство достал из его сумки листы и просмотрел их. Там шло по порядку: предпринимательство, одиннадцатиклассница, делопроизводство, сельскохозяйственный и еще двадцать слов, абсолютно не связанных друг с другом. А под ними другие, которые он составил.
Там не было ни че го особенного. Вообще.
Почему мне казалось, что ответ был на поверхности? В этой самой бумаге? В бессмыслице?
В той грозе?
Может быть, Коннор думал, что мне хватит того, что он рассказал? Тогда на парковке? Что мне будет достаточно всего лишь двух слов: октябрь и Хеллоуин, а не Коннор и Лоусон, чтобы свести себя с ума, потому что полный отдел в Департаменте — это курсанты лет 28–30, едва ли выпускники.
Потому что если Фаулер запретил пить, напугав годовым дежурством (а ты и не собирался), то обязательно найдутся Перкинс и Рид, которые решат все по-своему. Которые подмешают Лоусону в кофе виски. Мне правда интересно, как он не заметил? Насколько сильно обращал внимание лишь на бумаги, что за полчаса сумел выпить стаканов десять.
Эти двое, что сказать, постарались.
Я не сразу обо всем узнал. Я и не должен был! Уже собираясь домой, проходил мимо секции архива, где они все сидели, и вдруг услышал голос Рида.
— А что, Лоусон, кто такой этот Перриш? Расскажешь нам? — вещал он из-за стенки.
— Не ваше дело, — Лоусон ответил, как и всегда. Но было в его голосе что-то странное.
Возможно, из-за этого я замер? Не двинулся с места?
— Кто он? Твой друг? Он пропал? — продолжал Гэвин, а я положил руку на дверь. Язык у Рида заплетался, я тут же сложил два и два, — ну, кто он, Лоусон? Ну, скажи. Может быть, твой любовничек? Тебе ведь мальчики нравятся. — Выдал он и загоготал.
Тогда я толкнул ее. Я открыл дверь и в следующую секунду увидел, что Перкинс лежит на полу и держится за нос. А Коннор сидит на Риде, прямо верхом. Оба они валялись внизу. Он его душил. Как Тодда, наверное. С такой же силой. Выжимал, как апельсин — словно сок из спелого фрукта.
— Если ты под него ложишься, — Лоусон дернул головой в сторону Перкинса, — не значит, что и я это делаю, — он шипел, как змея. Цеплялся зубами за воздух, прям у его лица, словно хотел укусить. Но на деле — пугал.
Его пальцы словно гладили Рида по коже, но в итоге прилепили тому темно-синий ошейник. Гэвин не любил синий, ненавидел слушаться. Быть на коротком поводке ему тоже не приходилось, но я сам слышал — он заслужил это. Я сделал все так же, как у Алисы. Я подошел, схватил Коннора за плечи, поднял и встряхнул. Тогда мне ударило прямо в лицо — он был пьян. В глазах не было ни че го. Он не понимал. Руками тут же схватился за меня — вцепился в края куртки, куда-то в ее внутренности, полез к червям, и сам после этого замер. Я остановился следом. Приблизился и прошептал ему прямо в губы:
Читать дальше