Adversa_Fortuna - На седьмом небе [СИ]

хэнк

хэнк

хэнк

хэнк

Тогда меня аж всего пробрало. Я посмотрел на Коннора, но тот лишь пожал плечами и отвернулся. Продолжил работать.

Сейчас, лежа в снегу, я не понимаю, правда не помню, почему сразу не понял, что знаю его?

Комментарий к Огонь

Без шуток — работа в популярном по жанру Философия три дня была на 28 месте. А теперь она на том же месте в жанре POV. Всем спасибо:D

В роли Кэрри я вижу Амелию (жену Декарта). Спасибо их новому фильму.

Я думаю, сон Хэнка конкретно тут хочу объяснить. Ему снятся курсанты, что очевидно. Хлоя-лимон, Рид-черника. Перкинса Андерсон в своей голове ни с чем ни связывал, только с тем, что тот на работе доставал Коннора. А Лоусон яблоко — ест он сам себя, потому что отгородился от каждого, даже от собственной жизни. От сестры, от напарника, от друзей (а были ли они друзьями вообще? ему словно ничего и не нужно: кроме Майкла, конечно).

Семь?

Небо над головой похоже на перевернутую чашку. На одну, вторую, третью, четвертую… Целую полку чашек. Я смотрю на самое дно — мне навстречу несутся тысячи литров воды. Кто-то сверху опрокинул целое море. Сотни плотин разрушены. Мне придется пить соленую воду кружками — кружку за кружкой, чтобы выиграть секунду времени. Какая она? Последняя капля?

Я не знаю.

Наверное, яд.

На самом деле, я так долго ждал, что, наверное, зима кончилась. И этот дождь правда. Вокруг никого нет, только мой новый дом. Новые стены, двери и окна. Зеленый сад, Нэнси, жена и сын. Они едят на крыльце шарлотку, зовут меня, пьют сидр. Но что-то не так. Я захожу через главную дверь, прохожу все комнаты, все этажи. Ищу что-то, хоть что-нибудь, или кого-то, но там пусто. Проверяю руки и ноги, голову, пистолет. Кормлю собаку и возвращаюсь.

Открываю глаза.

У меня полный живот — Смит стрелял несколько раз. Не знаю, сколько попал, но скажу точно — больше не влезет. Как червь, когда землю заливает водой, выползает наружу — я пытаюсь выбраться на поверхность, извиваюсь, ищу путь. Но затем кто-то наступает на меня ботинком — под подошвой я распадаюсь на части. Пытаюсь собрать себя, но не выходит. Вот она — истина?

Где-то на седьмом небе и на девятом кругу. В ебаной середине, ты напополам, в этом гребаном мире.

Я зарываю пальцы в снег, пытаюсь совершить прыжок — только наверх. Но сгораю. Внутри моей куртки появляются другие черви, они хватают меня за плечи и со всей силы жрут. Но на самом деле, это пальцы Коула. Он сгребает меня в охапку, поднимает в воздух и дает секунду времени, чтобы понять: небо далеко и ближе не будет. Мне нужно ему довериться, но я не могу. В лабиринте из собственных мыслей обычное рукопожатие может стоить жизни. Все кажется диким и мертвым.

Как Коннор перед глазами. До него так немного, какие-то смешные двадцать метров — не пройду, проползу их. Когда жена и сын на месте, но нет собаки, той самой, ты понимаешь: не все в порядке. Будет непросто. Тебе нужно обойти все питомники, или хотя бы каждую улицу в городе, или добраться до Коннора, вдруг это та.

Мне не хватает сил. Я не помню, как засыпаю, но помню, что падаю. Долго. Я ем бездну за бездной — страшную трапезу, когда шум возвращается с новой силой. Вопросы похожи на рой мух. Коннора много — он в каждом воспоминании и в каждом моем ответе.

Выражение его лица не менялось. Падал я долго. Секунда длилась бесконечно. Боль перед большей болью, как известно — не самое важное. Больше ведь времени — ни на что — у тебя не будет. Все вокруг казалось чертовски медленным, даже мои мысли.

Однажды я уже видел его мертвым. Но тогда я смотрел Коннору в глаза, пытался найти признаки жизни там, а не во всем теле. Пытался спросить его, а не себя: бьется ли и твое сердце? А? Лоусон?

Пытался принять весь ответ, все его состояние. Он был пьян один единственный раз.

Коннор стоял перед Харли Дэвидсоном на коленях и что-то с ним вытворял. Увидев его, я подошел ближе. Нет, он практически лежал на нем! Не смог удержаться ровно и обхватил сидение левой рукой. А правой ключами выводил буквы. Одну за другой.

п и д о Р

Небо над головой тогда едва ли не зарыдало.

Он вздрогнул и повернулся. Каким-то шестым чувством знал, что это был я, а не Рид. Что Харли Дэвидсон спал, а его хозяин был в хлам. Что если дождь вдруг пойдет, то нас не поймают.

Нам чертовски везло, правда, Коннор?

Пусть Лоусон и идиот, пусть у Коннора и мозг, запечатанный в консервную банку — пусть он и рыба и мясо, и то, и другое, и третье. Его называли, как хотели. Департаментской мышью, придурком, королевой полиции, сукой (авторство Перкинса), но вот Рид, видимо, задел за живое. Искал не понятно что и вдруг стал той единственной каплей. Довел до последнего. Не сварил суп, а заставил его кипеть — прибавил огонь. Не смог остановиться, не смог найти кнопку и выключить.