Adversa_Fortuna - На седьмом небе [СИ]

В Риде боролись все его стороны — хорошая и плохая, самая худшая. Я видел это. Бой был настоящим, самым честным, каким только мог быть. Но в тот момент глядя ему в глаза, я понял, что победила не та. Он пошел к Фаулеру и проиграл — его отстранили. После визита к папочке он много кричал: на Хлою и на меня.

На Коннора.

Лоусон тогда странно на меня покосился. Ложкой размешивал сахар в кружке, делал глотки и вдруг спросил:

— Что ты сделал, Хэнк? Что вчера было?

Я вспомнил, что мог Коннор.

Когда я держал в руках дело и смотрел на его спину — опять — это все еще казалось мне хорошей идеей.

Если тебе нужен Майкл, Коннор, ты получишь его от меня.

Я не думал о доме. О семье. Обо всех тех годах, о двадцатке. Только о том, что все мы варились не понятно, в чем, не понятно, с кем.

С кем хотели, наверное?

С кем горело.

У Коннора большие глаза, просто огромные.

Когда он не ломает людям руки, а свои держит в карманах или на табельном. Когда читает книгу или спасает детей. Когда говорит мне хэнк, хэнк, хэнк, звонит Кэрри, приносит кофе, приносит чай, приносит вопросы — раз за разом все больше… у него большие глаза.

Я пытаюсь отодвинуть Нэнси, но не могу. Коул тянет ее за ошейник, пытается помочь Коннору освободиться, помочь мне, но она выворачивается и кусает его. Мне хочется сказать ты не понимаешь. И прекрати, перестань, это не поможет, ты не знал его. Но я молчу. Рука у Лоусона лежит на земле, и я хватаюсь за нее. Во мне почти не осталось сил.

Она такая холодная. Или это мои? Я прятал их в снег так долго, чтобы добраться к тебе, Коннор, что теперь даже не чувствую. Я бы хотел забыть свое имя — оба имени, а не твой взгляд.

Мне нечего поставить в шкаф. Мой новый дом будет пустым.

Все, что там наверху — все эти черные дыры рухнули прямо на нас. Как же легко — упасть прямо туда, им навстречу. Перестать двигаться, превратиться в рыбу, для которых движение означает воздух, и…

Нечаянно захлебнуться.

Коннор Лоусон: Почему?

Хэнк Андерсон: Я не знаю.

Коннор Лоусон: Твое имя…

Хэнк Андерсон: Хэнк Андерсон.

Коннор Лоусон: Хэнк.

Хэнк Андерсон: Хэнк Андерсон.

Когда Коннор говорит с вами, это больше похоже на шквал. Он сам как погода — изменчивый. Но слова его быстрые.

Коннор Лоусон: хэнк, хэнк, хэнк, хэнк, хэнк…

Иногда — чаще, чем обычно — в них можно захлебнуться.

Коннор Лоусон: хэнк, хэнк, хэнк, хэнк, хэнк, хэнк, хэнк, хэнк, хэнк, хэнк, хэнк…

И совсем редко — найти что-то новое. Если он позволит.

Коннор Лоусон: это ты, это ты, это ты, это ты, это ты, это ты, это ты, это ты, это ты, это ты, это ты, это ты, это ты, это ты, это ты, это ты, это ты, это ты, это ты, это ты, это ты…

Если вспомнить о той теории цифр прямо сейчас, то я скажу: холодно. Снег шел уже много лет. Тысячу я пролежал на том месте и еще столько же проведу с Коннором.

Кэрри бы позавидовала. Кэрри-Кэрри…

Сразу после я возьму пистолет, приду к ним домой и вручу его ей. Скажу выбрать любой способ — вдруг мой не понравится. Расскажу ей всю правду, от А до Я. Посмотрю, наконец, его комнату…

И слова соберутся в смысл.

Еще утром я был моложе.

Я взял кофе ему и себе, хотя он давно уже пересел на чай, и подошел к своему столу. Без молока, Лоусон. Без него. Обещаю. Я не сделаю все только хуже — так я тогда подумал. Я говорил сам с собой, а потом вдруг увидел ее. Кэрри — не Коннор — стояла у входа и смотрела мне прямо в глаза. Кэрри-Кэрри.

Ее взгляд я зачем-то помню.

— А Коннор не появлялся?

В ту секунду мне показалось, что все неправильно. Что все пошло не так в ту самую минуту, когда я решил рассказать ему. Но на самом деле это случилось раньше.

Его звали Харрисон Смит. И у него был брат, Уильям. Они похищали мальчиков от семи до десяти лет и держали их в своем доме. Сами ублюдки их не трогали, зато приводили клиентов, которые делали это.

Я прошел мимо Кэрри прямо к кабинету Фаулера, но там никого не было кроме Рида. Он только вернулся.