Adversa_Fortuna - На седьмом небе [СИ]

Мне до него дело есть.

Когда обыкновенный вызов вдруг превратился в бытовуху, когда оказалось, что Тодд Уильямс зарезал жену и тем самым ножом тряс перед дочкой, когда Коннор бросился на него, стало понятно, что мне дело есть.

Он как и всегда кивнул. Сказал: конечно, лейтенант. Не дал смотреть на свои плечи, не дал даже подумать, осознать, разглядеть это серьезно, хэнк? как сделал по-своему.

Все произошло быстро. Вот мы стоим у двери и звоним. Вот никто не открывает, проходит минута. Слышится грохот, я достаю табельное. Коннор смотрит на пистолет у меня в руках и выбивает дверь. Вот мы идем до кухни. Вот Тодд, вот Алиса. Первый словно не слышит того, что я говорю. Ему не нужны его права, он не видит ни меня, ни пистолета. Глаза у него красные, зрачки — как два Везувия, в них словно плещется лава. Натуральное чудовище во плоти, в нашем мире.

Я сразу понимаю, что дело дрянь: он под наркотой. Я не сразу понимаю, что и Коннор не дурак. Не могу — просто не успеваю — оценить и его состояние, но это мое дело, ведь он решает все сам. Грудью на амбразуру, так вроде бы говорят про отчаянных? Так вот, про него я скажу: руками на нож.

Сердце и вовсе — в сторону. Ему все равно, выживет ли он. Каждый раз.

Тодд замахивается и ударяет два раза — но только по воздуху. Когда он целится в третий — последний для него — Лоусон перехватывает лезвие пальцами и сжимает. Вот и все порванные страницы, все опрокинутые стаканы. Весь его сон. Я в шоке, даже убитый дозой Уильямс в шоке — а ему то и на руку. Коннор ломает противнику нос. И душит.

Он ведь выживал. Всегда выживал. И теперь выживет.

Мне пришлось оттаскивать его. На Уильямса стало резко похер — он давно потерял сознание. Мне пришлось трясти Лоусона за плечи, хлопать по щекам и кричать, потому что Коннора не было. Он был где-то у себя в голове, заперт, а то, что бросилось на Тодда, вообще никак не назовешь — я не мог подобрать ни слова. То, что я увидел — сначала его спину, а теперь и глаза — было даже хуже, чем с пистолетом. Он был один на один с оружием. Он был оружием. Сейчас в нем что-то изменилось, что-то переключилось.

Что-то одно что-то другое сожрало.

Он вдруг очнулся, отошел. Посмотрел на меня уже здоровым взглядом, положил свою руку поверх моей, задержал на секунду и… снял ее. То же самое проделал и со второй. Обошел, сел на колени у девочки и улыбнулся. Клянусь, так и сделал! А затем затрещал, как заводная игрушка:

— Привет, меня зовут, Коннор. Ты ведь не боишься? Я уверен, что нет. Тебя зовут Алиса, я знаю. Читала Льюиса Кэрролла? Там на другую Алису столько проблем разом свалилось, даже сложно считать — настолько их много! Я могу рассказать. И кот с прожаренным мозгом, который вроде и умный, а вроде и нет. И шляпник — с ним хуже. И королева-маньячка, и глупые зайцы, и гусеницы — в общем, целый веселый зоопарк. Веришь? Она сама то увеличивалась, то уменьшалась, ела таблетки, грибы — никак не могла найти свой размер и свой мир. Не поймешь, пока все не попробуешь, верно? Не поймешь, пока все не увидишь, Алиса. Не бойся, пойдем со мной. Я помогу тебе. Покатаемся на машине, поедим таблеток и потребуем после конфет. Нам дадут, нам обязательно их все дадут — самые разные. Будем вместе выбирать размеры, — все это было похоже на одно большое заклинание. Я понимал мало, ребенок еще меньше — так мне казалось.

Но потом я увидел! Я сам видел, как Алиса повисла у Коннора на шее! Как перестала плакать, как смотрела на Лоусона, словно в руках у него был не нож, а розовый пони. Он его, кстати, выронил тут же. Видно, забыл, что держал.

Кровь хлынула сразу.

Есть заклинатели змей, а есть заклинатель детей — Коннор Лоусон. Алиса прилипла к нему как клей до самой больницы. Под удивленные взгляды Хлои, Перкинса, Рида — всех, кого я успел вызвать по рации, он выносил ее из дома, словно котенка из горящего здания, а я шел рядом.

Вез ее в машине так, словно Алиса была его сестра, а не Кэрри, словно она — его собственная дочь, а не Тодда. Его смысл, его гребаный смысл. А я ехал рядом.

Три.

Были вещи важнее Майкла. Одну из них Коннор прижимал к себе всю дорогу, что-то шептал ей на ухо. Мне, конечно же, было интересно, но что — было не моим делом. И ничьим больше — секрет оставался секретом.

И Коннор остался Коннором. На следующий день вернулся таким же помешанным на своем Перрише. Ну хоть выспался — из больницы его не пустили в архив, отправили домой. Дали выходной. А потом я вернул книгу. Наверняка поговорили с Кэрри о руках, о Бродском, об Алисе, о Майкле, о ком же еще?