Инна Шульженко - Вечность во временное пользование

Беке отмечала, как он сканирует любую женщину, оказывающуюся на траектории его взгляда. Как профессиональный портной: ОГ, ОТ, ОБ. И прекрасно понимала, что при той простодушной любви к деланию секса, которой он наделён, он найдёт утешение всегда и везде. А ещё, вероятно, это можно назвать сексуальным буддизмом: всё, что ни есть, – есть хорошо. И если бы он был псом, натасканным на наркотики, как бы ни был этот наркотик упрятан, скрыт фоновыми отвлекающими нелепыми проявлениями или некрасивостью, он просекал его в сексуально одарённой женщине всегда.

Её лучшие любовники тоже оказались как раз вовсе не те, кто «любил» именно её, Ребекку Прекрасную, «личность», «душу» или «ум» в ней. Лучшими любовниками, с которыми можно было оставаться в постели собой и никогда не имитировать удовольствие, были как раз вот такие же «вагинопоклонники». Эти наслаждались первичной субстанцией и воздавали ей должное, вне зависимости от талантов приготовления и подачи: ели, пили, вылизывали, собирали пальцами и языком всю до последней капли подливу и никогда не отказывались от ещё капельки.

В этом смысле ей ревновать Виски или ему ревновать Беке было бессмысленно: никаких обязательств, кроме удовлетворения временной ненасытности обладания друг другом, они не разделяли. Ничто не мешало им забыть друг о друге в любой день.

Кроме желания.

Но четырёх месяцев – минус почти три недели на идиотскую ссору – для утоления этой тяги пока оказывалось недостаточно.

Пикируясь и иронизируя, они немного разведали болевые точки и смешные, но неприкосновенные пунктики друг друга, определили границы комфорта и любимых обоими поддразниваний, и через какое-то время перестали скрывать хотя бы от самих себя, что они да, пара. Да, сейчас так. Сегодня, например, вечером. Ну хорошо.

Подобно большинству сверхобаятельных харизматичных любимцев публики, Виски был страшным треплом. Он комментировал, рассуждал вслух, разумеется, по каждому поводу имел собственное мнение, спорил – если больше было не с кем, с самим собой – почти всё время. Иногда Беке хотелось набросить на него платок, как набрасывают на клетки с болтливым попугаем, чтобы просто поспать.

В числе прочих рассказов он сразу выболтал ей все свои – ну, те, что мог упомнить и, разумеется, без имён – любовные истории. Очень скоро она так же знала забавные обстоятельства утраты ненавистной ему девственности с единомышленницей-одноклассницей. В ответ он требовал аналогичных откровений и от неё, и отмалчивание Беке выводило его из себя.

Когда однажды, изрядно выпив сначала на вернисаже, где они вежливо поздоровались и разошлись по разным компаниям, и потом продолжив во дворике у Виски, он достал её своим нытьём и натиском, она вскипела:

– Да кому это нужно? Было и прошло. И ты тоже – сейчас есть и когда-то пройдёшь. Зачем тащить в постель прошлое? Если тебя возбуждает, что с нами в постели в твоей голове все твои женщины, – ради бога, а меня прошлое не возбуждает! Вообще! Я живу в настоящем времени.

– Браво, – сардонически вскинув брови, кивнул он. – Ну хорошо. Чего так из себя-то выходить?

– Я не выхожу из себя. К каждой новой интрижке человек уже есть сумма всех предыдущих, разве не так? Я не могу сидеть за столом или лежать в постели и обсуждать оргазмы, как вино: ах, вот помню урожай 1999 года, вот это было лето!..

Виски засмеялся:

– Неплохо!

– Вот и отстань, – примирительно улыбнулась и она.

– Что, и как девственности лишилась, не расскажешь?

– Господи, как же ты меня достал! – Она покачала головой и допила свой бокал. – Хватит ревновать: иди сюда и покажи, на что ты способен.

И насколько подчас суетливым и невыносимо многозаботливым был Виски в быту, настолько прямолинейным и невозмутимым он являл себя в сексе.

На кухне своей жизни он крутился быстро, как мог. Но ровно настолько в постели он не суетился вообще, становился словно бы и выше ростом, и стройнее, и весомее. Только наслаждение и то, что к нему ведёт: никакие ложные цели не могли сбить его компас с верного курса в нужную гавань.

– В сексе я люблю женщин больше, чем себя, – сразу задушевно поведал он ей, ещё во время их бегства из Парижа на море.

– То-то у тебя физиономия такая самодовольная, – проговорила она, посмотрев на него прищуренным от солнца глазом с солёными ресницами.

– Да, – скромно потупился он.

Но если бы у него в постели была бы такая же суетливая манера, как в дневной жизни, Беке не смогла бы с ним спать. Она себя знала: ей было бы смешно, а принадлежать смешным мужчинам было не в её вкусе. Уму непостижимо, на что приходилось идти актрисам, чтобы сняться у Вуди Аллена.