Инна Шульженко - Уроки лета (Письма десятиклассницы)

version="1.0" encoding="utf-8"?> prose_contemporary Инна Шульженко Уроки лета (Письма десятиклассницы)

Эти письма десятиклассница 588-й московской школы Инна Шульженко писала прошлым летом из Молдавии — из трудового школьного лагеря «Орленок» — своей однокласснице. А по возвращении в Москву получила их назад с восторженным отзывом подруги: «Это ведь настоящая повесть в письмах!»

Инна, участница молодежной литературной студии «Зеленая лампа “Юности”», принесла письма к нам в редакцию — действительно ли это интересно?

Письма показались нам интересными. Мы публикуем их с разрешения автора. Некоторые имена и фамилии, упоминаемые в письмах, по просьбе Инны изменены.

«Привет, Катька!

Ты меня уже простила? Балалайка я, как тебе известно… Но мне уже стыдно, ей-богу! Вот, думаю, обещала в первый же день написать любимой подруге и тяну полнедели.

Кэт, чтобы искупить грехи свои тяжкие, буду писать обстоятельно. Ладно?

Доехали мы неплохо, правда, спать не спали, мальчишки набились к нам в купе и до утра “страшные истории” рассказывали. Чувствуешь? Я попсиховала чуть-чуть, но Мухтарова меня быстро в чувства вернула, говорит: “Милая Инночка, тебе с любимым классом месяц жить, привыкай”. Вот я и привыкаю…

Кэт, ты бы меня сейчас не узнала! Мы только приехали — я всех девиц диетами заразила, благо зелени кругом завались и больше! Что ты хочешь — Молдавия! Было два дня отсыпных, и перед выходом на поле ели только алычу, вишню (под окном два дерева!) и землянику. А потом первый выход на поле. Да! Забыла сказать. Кэт, ты ничего не потеряла, не поехав с нами! Мы ни на каких вишнях-черешнях не работаем, все это была трепотня несусветная — мы пропалываем ку-ку-ру-зу! Знаешь, впечатление, будто не кукурузное это поле, а “сурепковое”. Кукурузку и не видно, зато желтизна сорняковая от края до края, от поля до неба. А кукурузишка тянет вверх холодные, темно-зеленые листья, и никак… И в образе спасителей — мы. Тяжко. Норма — две гряды по восемьсот метров. Первый день в купальниках все вышли (больные!), итог — сгорели. Спина не разгибалась от работы (это тебе не пеленки строчить в УПК). Четыре часа вниз головой…

Кэт, я тебя не утомила еще? Помнишь, мы с тобой в день моего отъезда говорили, почему все же решила поехать. Помнишь? Тогда я не могла объяснить, сейчас попробую. Тогда хотелось одного — вырваться из Москвы, на травке попастись, сбежать из-под домашней опеки, боялась, что и последнее школьное лето я опять проболтаюсь у двух бабушек в Крыму. Надоело! Захотелось “понюхать жизнь”. Вот и все. Только чувствую, что, кроме мозолей, более “жизненного” ничего не предвидится. На каждые наши пять голов по пе-да-го-гу. Печально, да?

Кэт, написала уже все мыслимое и немыслимое. Закругляюсь. Да, я тут цветы каждый вечер собираю, единственное удовольствие, скажем прямо. Но цветы замечательные, хотя знаю, что ты полевые не любишь.

Все, Кэт, пиши! Целую. Жду ответа, не томи. Адрес на конверте.

И. Шульженко

P. S. О, ужас! Катька, ты даже не сознаешь своего счастья — отдыхаешь от Занозы. Боюсь, наша классная дама принудит меня своей принципиальностью к побегу…»

«Здравствуй скорей, Катюшка!

Ну, милая, такой скорости я от тебя не ожидала! Да, я обиделась. Что это такое — приписочка? “Встречаюсь с парнем. Девятнадцать лет”. Имей совесть, интриганка! Объяснись, будь любезна. А письмецо твое пахнет всеми прелестями жизни “города-курорта”. Завидую! У меня тоже все прекрасно, насколько может быть прекрасно в обществе Занозы. Да, слушай, я эту неделю на танцы не ходила (не удивляйся!). Воспитывала волю — вот! Вечером залезу под одеяло, возьму “Петра Первого” (в жизни мне его здесь не прочесть!) и думаю, думаю. О многом. О нас с тобой, Катюша. О моей палате. Кстати, называется она Кошмарики. А еще у нас в отряде есть палаты Тихий омут, Тяп-ляп и Трюльничек — в переводе три рубля. Это у наших пижонов новая мания: обратишься к какому-нибудь: “Петя, принеси ведро”, — и он в ответ: “Об-зз-зательно. Трюльничек”. Мол, еще чего, три рэ гони. А?