Сергей Бобров: Спецификация идитола

— И это наверно ложь, — сказала девушка, — не верю, не верю. Планы крепостей воруют каждый день, и они только притворяются, будто это секрет, это секрет только для тех, кто будет умирать около этих их крепостей и в их бастионах… все подкуплено.

— Конечно, — согласился бобби, — оно — в этом роде. Но что поделаешь: служба. Должен быть какой-нибудь порядок.

— Гадости, — с негодованием отозвалась Анни, — этот порядок нам слишком дорого стоит. Почитай газеты (на это он энергично потряс головой: набитый рот не давал ему говорить) — да что там, ты почитай и увидишь. Люди гибнут и неизвестно для чего. Вот например сегодня: рекорд полета! Какое дело, этот рекорд, — разбилось три человека в Панаме, все сгорели, уцелела только почта… кому она нужна, эта почта!

— Ну, — три человека…

Но в это время заверещал телефон, и когда бобби подошел к нему, его физиономия вытянулась. Опять идти.

Никольс, комми по продаже мелких изделий из стали, после того, как оказался в числе трех людей, спасшихся с взорванного «Циклона» — неожиданно для себя стал знаменитостью. И, надо признаться, что слава за эти две недели ему уже порядком надоела. Ходят, ходят — он рассказывает им все одно и то же, они врут в газетах чорт знает что. Он лежит — правда, он ни в чем не нуждается — но эти ослы зарабатывают на его разговорах недурные деньги. Вон тот, например, из «Герольда» — на какие это он деньги покупает брильянтовые булавки в галстух?

Сегодня, например, он рассказывал уже три раза, — опять все то же самое: как он стоял на верхней палубе и разговаривал с француженкой из Лиона, которая ехала на два месяца к тетке, как появился миноносец, как он не ответил на сигналы, пошел прямо на «Циклопа»; дежурный офицер закричал: «мина», и они улетели в пространство. Больше он ничего не помнит. Он очнулся уже здесь, в госпитале.

Пришла сестра и сказала ему, смеясь:

— Еще один пришел к вам.

— Ой, — сказал Никольс, — да ведь это, ей-ей, не леченье… Ну пустите, но, пожалуйста, больше не надо.

— Родственник чей-то, видимо, — сказала сестра.

— Эти еще хуже, — страдальческим голосом сказал Никольс.

Он вошел мелкими шажками и начал извиняться.

— Мне очень совестно вас беспокоить, и я понимаю, что вы больны, что вам нужен покой…

— Хорошо, — сказал, скосившись, Никольс, — а что вам хочется узнать?

Человек встал, притворил дверь и сказал почти топотом:

— Видите ли: на корабле «Циклон» ехал один человек. Так просто будем называть его — один человек. Этот человек был послан одним, скажем, учреждением… Это видите ли, очень важное поручение. Он вез, этот человек, от этого учреждения — н-да… пакет. Небольшой. Я думаю, что он вез его в кармане пиджака, потому что это была не такая вещь… Этот пакет заключал в себе ценность неисчислимую. Примерно — она больше всех денег Соединенных Штатов… Так раз в двадцать.

Человечек заметил, что Никольс смотрит на него подозрительно, криво усмехнулся и сказал:

— Это все, конечно, очень странно звучит, но это — так. Человек этот (он оглянулся на дверь) был среднего роста (встал и посмотрел в окно, вернулся), одет в синий костюм, глаза светлые, волосы тоже, с проседью. Хорошо одет. Ехал вторым классом. Каюта 73. Справа, ближе к корме. Курил трубку. Играл в шахматы. Блондин. Левый глаз мигает, так — маленький тик. Ботинки черные.

— Ну, — сказал Никольс.

— Ну, и вот… — тут на лице говорившего проступило отчаянье, — не видали ли вы на «Циклопе» такого человека.

— Нет, не видал, — спокойно ответил Никольс.

— Подумайте, — умоляюще сказал проситель, — если вы что-нибудь вспомните, я смог бы вам предложить…

Никольс махнул рукой. Все ему предлагали денег, если он сумеет как-нибудь доказать, что можно надеяться, что такой-то или такая-то не погибли.

— Это поручение представляло невероятную ценность. Я боюсь вам ее назвать: — цифра астрономическая. Да вы не сможете поверить. Он ехал вторым классом в каюте 73, играл в шахматы.

— Да знаете ли вы, — сказал потерявший терпение Никольс, — сколько народу едет с океанским пароходом?

— Конечно знаю. Не в этом дело. Видите ли, это обстоятельство нарушает расчеты целого ряда людей — ну и понятно…

Никольс откинулся на подушки и сказал:

— Я сказал вам все, что мог: я этого человека не видал.

Воскресенье палило город во всю. Градусов 30, не меньше. Февари протянул под стол ноги, нагнул голову и плюнул в противоположный угол. Попал с первого раза. «Угодники, какая скука!»