(Что ж: эта часть памяти — сохранена…
Хотя… Те переводы Мерционова — попали во внушение Кламонтову?)
Но… Да: в «исходном варианте» — он ехал в трамвае, потом — бежал к учебному корпусу; и — был тот порыв ветра с каплями дождя; и прохожие — расплывались в утреннем сумраке… И вахтёрша у входа проверяла документы — и сразу остановила: «Почитай, что там написано!» А к двери — была приколота никем не подписанная бумажка, что «Харитон Андреевич Кламонтов» (Негодуев не сразу запомнил его имя?) — исключён за «аморальное поведение»! Но он, не поверив, пошёл выяснять… Принял экзамен у преподавателей; но сам, как студент — был вычеркнут в ведомости; пошёл выяснять ещё это…
…— Кламонтов? Это ты тёр мышей на тёрке? Без спроса взял из вивария — раз, проник ночью — два, погром устроил — три!
— Не так всё было, — попытался возразить Кламонтов. — Живых мышей никто не тёр! Вы лучше посмотрите в зачётку…
— А зачётка-то не твоя! — радостно констатировал чиновник деканата (некий условный — идентифицирован среди известных лиц не был). — Читательский билет фальшивый! Не очень-то ты похож на этого своего… родственника! Но мы всё это ликвидируем без шума, — с издевательской улыбкой похлопав себя по карману, он спрятал документы в ящик стола…
…И дальше — классический кошмар! Когда Хельмут вдруг «понял»: он — уже нигде не числится, не живёт, не работает! И что теперь… с таким здоровьем? Когда всё облеплено очередями — и никто не поймёт того, кому срочно нужно элементарное?..
(А Негодуев — не ожидал! Едва ли не «обжёгся» — об ответный ужас!)
…Правда, ещё известно: «по сценарию» — выяснив, что данную квартиру он никогда не снимал, Хельмут всё же собирал там вещи; потом — сдавал учебник в библиотеку под честное слово, что уронил читательский билет в открытый канализационный люк; потом — вокзал, очередь за билетом, поезд… Хотя вспомнил, что ехать, по сути, некуда — лишь уже взяв билет… куда-то! И — бежал за поездом, и…
«Сценарий» — дальше не прослеживался! Открытый финал: думай сам?..
Но, два года спустя — новое собрание, и снова…
…— Да для них цель семейной жизни — не дети, а совсем другое! И в литературе, в кино — везде это! В школе — надо стоять перед классом и мямлить, как поступил бы на месте такого-то героя-любовника; на уроках труда, военной подготовки — нельзя быть в женской группе, надо — посмешищем в мужской! Везде думай: что сказать о себе, что нет… А в литературе по таким поводам — что? Будто все хотят стать, как они — что калечат чужие жизни в потугах удовлетворить эту нужду! Как им перенести мою свободу от того, что выворачивает их наизнанку? Я — живое свидетельство их позора! Разумное существо без полового и соревновательного инстинктов, для кого цель жизни — бескорыстное познание мира, а не утверждение власти над кем-то! И своё человеческое — я не променял бы на их павианье! Человек развивается как человек — до некоторого возраста, а потом начинается возврат к признакам животного! Будь хоть нужно для оплодотворения — а то… На два-три оплодотворения в жизни — хватит и того физического развития, какое есть в 16… Так зачем — я имею в виду, разумному существу, а не особи биологического вида…
(И вновь — Негодуев не ожидал!)
— …Но я верил им, и я уважал законы! И не мог представить себя — подпольным знахарем, дезертиром со всемирного фронта борьбы за всеобщее счастье! А ведь признать существование души — означало…
(И как вставить свою заготовку — об Атлантиде, вегетарианстве — в такое?
А вокруг — ученики, кем-то через него вовлёчённые… во что?
Вот, в растерянности — и начал строить ответ…)
…А с ним, Вин Баргом — и был лишь «первый опыт»? И Негодуев тем более не ожидал — «черепов и рож»?
И в других случаях — терялся oт вопросов, «ответных» видений…
(Но откуда — сама «его» версия о вагоне? Загадка!
И ещё вопрос: а если — на собрании «второго раза», где Негодуев мог использовать уже знакомые образы остальных — Кламонтов и рассказал, думая, что им… о киборгах, о тех же проблемах?..)
А вот — кто использовал самого Негодуева? Кого, зачем искал — через него?
Точной информации — нет… Лишь — ещё намётки видений…
…Смутный образ военкомата, где некто гневно вопрошал его, Вин Барга: «Идёт война, уже оккупированы все придорожные туалеты по трассе Кёльн — Бонн, а ты в тылу отсидеться хочешь? Не выйдет!..» И — прямо там же хватали санитары, везли в психбольницу, но вдруг останавливались посреди дороги и отпускали со словами: «Теперь везде сумасшедший дом, иди сам куда хочешь!..» Сюрреалистический образ города: на вытрезвителе — график выполнения плана, в морге — «приём товара», на воротах кладбища — «переучёт»… (Или это там же — в военкомате вспыхивала куча одежды, все голыми бежали кто куда, а их ловили «стражи порядка», ничуть не похожие на советскую милицию, и ничего не желавшие понимать?..)
Читать дальше