Анна Семироль - Офелия

Офелия (эпизод двадцать восьмой)

- Поговори со мной, - в сотый раз попросила миссис Палмер. – Позволь мне тебе помочь.

Питер только вздохнул и вернулся к созерцанию рисунков на обоях в кладовой. Их было много, все сделаны во время отбывания наказания. Вот эти он сам рисовал, этот точно Агаты, а вон те, скорее всего, авторства Ларри. Традиция незаметно брать с собой карандаш, когда звучало грозное родительское: «Марш в кладовку!» прижилась среди детей Палмеров. Не всё же пересчитывать стоящие на полках банки с консервированными фруктами и овощами и дремать, сидя на мешке с картошкой. И не вышло бы у Питера сегодня посидеть: отец за ночную прогулку на совесть всыпал младшему сыну ремня.

«Вот смешно, - подумал Питер. – Вечером гости приедут, а я за столом стоять буду. Сказать им, что ли, что я так горд за Офелию, что стою в честь неё? Не, скажу, что поспорил с Ларри на фунт, что я до ночи не присяду, а он не будет курить, ругаться с Агатой и обсуждать за столом политику»

- Сынок. Посмотри на меня хотя бы.

Он повернулся, несмело поднял на маму глаза. Боялся, что она снова будет плакать. Будто не Питер улизнул на пару часов посреди ночи, а кто-то умер. Она так рыдала ночью, что перепугала собак, и те подняли страшнейший шум. Отец долго извинялся перед полицейскими, благодарил их за бдительность, а потом устроил Питеру «аз воздам».

- Мам, я виноват, - пробубнил Питер, глядя в её разнесчастные глаза. – Я виноват, наказан и больше мне сказать нечего.

Это было чистой правдой: прощение он уже попросил у всей семьи и у полисменов тоже, а рассказывать, где он был ночью, не собирался вообще.

- Расскажи, куда ты ходил, - умоляла мама. – Пожалуйста, доверься мне. Я не буду тебя ругать, родной. Я только хочу помочь.

- Я просто ходил по дороге, - заученно ответил Питер. – Мне приснился дурной сон, я не мог заснуть, ну и решил пройтись.

Миссис Палмер присела перед ним на корточки, и в без того тесной кладовой сразу закончилось место. Нет, мама Питера не была толстушкой, просто домашнее платье носила пышное и умела смотреть так, что, казалось, её взгляд заполняет всё вокруг. И не спрятаться.

- Сынок, - голос мамы был мягок, взгляд полон любви и сочувствия. – Поговори со мной. Иногда нет ничего важнее, чем вовремя рассказать кому-то, что произошло. Питер, ты же не первый раз уходишь ночью. Сперва я думала, что ты по утрам бегаешь играть с Офелией и там пачкаешь пижаму в земле. Но ведь это же не так. Куда ты ходишь по ночам, милый?

- Гуляю, когда мне не спится, - гнул своё Питер.

- Питер, послушай… - мама взяла его за руку, погладили запястье. – Бывает так, что кто-то требует с тебя деньги или дорогие вещи, угрожая избить тебя или покалечить, или рассказать всем что-то, что ты скрываешь. Если с тобой произошло нечто такое, надо рассказать. Иначе дальше будет только хуже.

- Мам. У нас пропадают деньги или вещи?

Она растерялась, моргнула, развела руками.

- Нет, конечно, но…

- Мне никто не угрожает.

- Может, ты влюбился?

Питер возмущённо фыркнул: вот ещё!

Миссис Палмер, похоже, сдалась. Встала, расправила подол платья, разочарованно вздохнула.

- Милый, подумай, пожалуйста, над тем, что я скажу. Пропал твой друг. Никто не знает, что с ним случилось. Если произошло что-то нехорошее по вине людей, другие дети могут быть в опасности. История может повториться. Под покровом темноты кто только не разгуливает по дорогам. Ты повергаешь себя невероятной опасности.

- Я тут как на привязи, - буркнул Питер и отвернулся.

- Я поговорю с папой, чтобы он разрешил тебе гулять и вернул велосипед.

Питер воссиял. Отлично! Днём можно и в Дувр сгонять к Йонасу! И он наконец-то купит для Офелии большой мяч и лошадку взамен семейной реликвии.

- Но это произойдёт лишь в том случае, если ты расскажешь, где пропадаешь по ночам, - закончила миссис Палмер и ушла, оставив сына одного.

Мальчишка крепко зажмурился, застонал и ткнулся лбом в холодную стену.

«Йон, я не предатель, - думал он упрямо. – Я никому не скажу, где ты. Даже если мы больше не увидимся, и ты уедешь далеко-далеко, не попрощавшись. Я буду уверен, что ты мой друг. И что ты свободен. И что никто-никто не сдаст тебя в приют, не отдаст в тот жуткий институт, где издевались над русалочкой. И всё будет, как прежде. Никто не узнает твоей тайны. Ты где-нибудь поселишься, будешь чинить машины ещё лучше, чем Стив. И растить сад. А я буду о тебе всегда помнить и иногда говорить с тобой, будто ты рядом. Будем обсуждать футбол у меня в голове. И на рыбалку ездить вместе. Я тут, а ты – где-то там. Только, пожалуйста, дружище, пусть всё получится…»