Анна Семироль - Офелия

- Сам ты баран! Я ей помочь хочу! Я из себя циркового шута делаю только для того, чтобы она чувствовала поддержку! Я не хочу выступать, я не хочу, чтобы Офелии было плохо, но… Да дебил ты, немец чёртов! Если я её перестану поддерживать, её заставлять будут делать всё то же самое! Но через силу! И таскать в гробу с водой по стране, но уже без меня! Понял? Ты, кретин, понял? И не смей меня винить, не я её поймал и приволок сюда! Я единственный хоть что-то пытаюсь для неё сделать! А ты только со стороны смотришь и ёрничаешь!

Лу, возмущённый тоном, которым Питер разговаривал с его Йонасом, неожиданно подскочил сзади и укусил мальчишку за щиколотку. Питер вскрикнул, швырнул фонарь в траву и побрёл через поле к дороге, утирая рукавом набегающие слёзы. Высокие стебли вились у ног, словно стараясь задержать мальчишку, требуя вернуться обратно. Питер то и дело спотыкался, потому что почти ничего не видел в обступившей его тьме. Хотелось реветь в голос, но Питер Палмер помнил, что он не девчонка и уже не малыш. Сейчас он был маленьким отважным танком, который торил себе дорогу, оставляя за собой руины.

Воздух пах сыростью и растущей по берегу ручья мятой. Ветер сильной прохладной ладонью вытирал мокрые щёки Питера. Скрипели за спиной ветви старых кряжистых ив, изредка протяжно вскрикивала выпь. От её воплей тянуло припустить бегом, но Питер боялся упасть и сломать ногу об одну из кочек или рытвин, потому лишь ускорил шаг. Он ненавидел дурацкую птицу с её мерзким голосом, ненавидел темноту, кочки и бурьян, ненавидел мяту – о, этот гадкий запах зубного порошка! Но больше всех Питер ненавидел безвыходную ситуацию, в которую попал подневольно.

«Разорваться, пытаясь быть одновременно хорошим другом и достойным сыном? – зло думал он. – Да раз плюнуть!»

Йонас догнал его на середине пути к усадьбе. Подбежал, шмыгнул носом, сунул в руку фонарь.

- Пит, погоди.

- Оставь меня в покое! – огрызнулся тот.

Друг с силой дёрнул его за рукав надетой поверх пижамы куртки, заставляя развернуться и посмотреть ему в глаза.

- Выслушай. Обижаться ты мастер, я и так помню. Только это не решит проблему Офелии. Ты хочешь, чтобы ей было хорошо?

- Больше всего на свете, - сквозь слёзы честно признался Питер.

- Вот тогда слушай. – Йонас перешёл на шёпот, словно боялся, что они с Питером не одни гуляют по ночам. – Её надо отпустить.

- Но как?

- Довезти до реки. Большой, полноводной реки, а не нашего жалкого ручья или закатанной в подземные трубы Дуэ. И выпустить там.

Питер всхлипнул, ещё раз прошёлся рукавом по лицу.

- Кто это сделает и как?

Йонас снял с плеча Лу и усадил его во внутренний карман ветровки.

- Я что-нибудь придумаю, Пит. Завтра мы со Стивом уедем на пару дней, и я постараюсь в дороге всё обдумать.

- Ты куда?

Йонас неуверенно помялся, но всё же ответил:

- У Стива на севере есть приятель, который может помочь мне с документами. Чтобы я мог отсюда уйти и жить самостоятельно.

- Тебе тринадцать…

- Через два месяца исполнится четырнадцать. А если получится, то по документам мне будет шестнадцать. Пит, так надо. Или я уйду далеко отсюда, или меня найдут, и всё будет совсем плохо.

«Ты меня бросишь», - хотелось сказать Питеру, но горло сдавило спазмом, и он не мог проронить ни звука.

- Выше нос, - слабо улыбнулся Йонас. – Я же не прямо сейчас исчезну. Послушай ещё… Я был неправ. Ты всё верно делаешь, Пит. Не оставляй Офелию. Я придумаю, как её вытащить. Друзья?

- Друзья, - согласился Питер, и они звонко хлопнули друг другу по ладоням.

Возле усадьбы Палмеров Йон вытащил из кустов спрятанный велосипед, махнул рукой на прощанье и укатил в сторону Дувра. Питер проскользнул через калитку чёрного хода, пошёл по тропинке между кустами жасмина и розами. Розы без Йонаса чахли, их лепестки увядали по краям и быстро осыпались. Вот как им сказать, что Йонас больше не придёт за ними ухаживать?

- Мама вас любит, - в утешение цветам прошептал Питер. – Будьте хоть немного благодарны…

У дома Питера ожидал неприятный сюрприз: на крыльце и в окнах первого этажа горел свет, и миссис Палмер нервно ходила туда-сюда, кутаясь в длинный шёлковый халат. Мальчишка уронил фонарь и замер посреди тропинки, не зная, что делать.

- Господи, Питер! – разнёсся над спящим садом взволнованный мамин голос. – Где ты был? Отец вызвал полицию. Мы так волновались!

Она обняла его, прижала к себе, поцеловала в щёку, в макушку, в нос, расплакалась. Питер молчал. Его всего трясло, но не от холода, а от страха. Мальчишка, как умел, молился про себя об одном: лишь бы Йонас успел уехать, лишь бы полиция его не заметила…