Джек Вэнс - Лазурный мир

Хаст прошел вместе с юношей к краю плота. Опустившись на колени и наклонив голову к воде, он услышал стонущий, скрежещущий, слегка свистящий звук, не похожий ни на что, когда-либо доносившееся до его ушей. Нет, однажды он уже слышал нечто подобное... Хаст повернулся и побежал к хижине, где хранился горн, конфискованный в хижине на островке Барквана Блазделя рядом со Смотриной. Схватив горн, он поднес его к краю плота и погрузил в воду. Скрежет стал поразительно четким. Поворачивая горн, Хаст определил, откуда звук исходил громче всего. Его губы растянулись в недоброй усмешке: «Иди, разбуди Файрала Бервика, Ролло Барнака и Рубала Галлагера. Поспеши! Приведи их сюда».

Сам Хаст разбудил По Бельрода и Роджера Кельсо. Все они собрались на краю плота, прислушались к горну и взглянули туда, откуда, судя по всему, исходил шум: на хижину Блазделя.

Скляр Хаст прошептал: «Кто-нибудь непременно следит за входом — подойдем сзади».

Украдкой, держась в тени, они обошли хижину Блазделя. Хаст вынул нож, распорол оболочку хижины и протиснулся внутрь.

На полке горела тусклая лампада. На коленях у отверстия в полу стояли Баркван Блаздель и Люк Робине. Они манипулировали устройством из дерева, кожи и веревок, погруженным в черную воду. Рядом лежала пробка, позволявшая закупоривать отверстие днем.

Блаздель медленно поднялся на ноги; Люк Робине последовал его примеру. В хижину зашли Файрал Бервик, Роджер Кельсо и другие.

Никто ничего не говорил. Что можно было сказать? Скляр Хаст подошел к отверстию, поднял производивший звук барабан, закрыл отверстие пробкой.

Из внешнего помещения хижины послышались поспешные шаги. Кто-то приоткрыл дверь и сказал: «Осторожно! Нужно подождать. Люди просыпаются».

Хаст распахнул дверь настежь, схватил говорившего — Видала Рича, бывшего заступника Самбера — и затащил его в комнату, после чего тихо прошел к выходу. Больше никого не было видно. По-видимому, о заговоре знала вся группа заступников, но только трем можно было предъявить фактические обвинения.

С самого начала Баркван Блаздель не притворялся, что смирился с условиями плена. Его бывший престиж больше ничего не значил — напротив, вызывал враждебность у других обитателей плота. Блаздель неохотно приспособился к новой жизни, помогая сооружать шпалеры для губок и очищать скребками прутья. Его супруга, на Смотрине повелевавшая целой оравой из четырех горничных и трех садовников, сперва восстала, когда Блаздель потребовал, чтобы она пекла панголей — так называли нечто вроде хлеба из пыльцовой муки — и варила мякоть губок, «как последняя шлюха низкой касты», по ее собственному выражению. Наконец она уступила протестам голодного желудка. Ее дочери приспособились легче и быстрее — в самом деле, четыре младшие дочери со злорадным торжеством приветствовали умерщвление крагена и участвовали в нем. Две старшие оставались при этом в стороне, поднимая брови при виде вульгарного энтузиазма сестер.

Таковы были обстоятельства существования Блазделя к тому времени, когда ему пришла в голову неудачная идея вызвать Царя-Крагена. Люк Робине и Видал Рич жили примерно в таких же условиях и не были стеснены какими-либо ограничениями, кроме относившихся к кораклам.

Наутро после их задержания трех заговорщиков обвинили перед судом мастеров гильдий и старейшин каст. Так как Файрал Бервик непосредственно участвовал в обнаружении заговора, роль арбитра на этот раз взял на себя Джиан Рекарго.

Начинался безоблачный день, солнце ярко озаряло плавучий остров. Рядом с устьем лагуны лежала туша крагена — ее все еще разделывали ученики мошенников и вымогателей. Судьи сидели молча, а если и перебрасывались парой слов, то шепотом.

Моргающих от слепящего света Барквана Блазделя, Люка Робине и Видала Рича вывели из хижины, где они провели ночь. Их подтолкнули к скамье — опять же, в полном молчании — и заставили сесть.

Файрал Бервик поднялся и рассказал о событиях предыдущей ночи: «Очевидно, что они намеревались привлечь внимание Царя-Крагена, если бы он оказался поблизости».

Джиан Рекарго наклонился вперед: «Они это признали?» Повернувшись к Блазделю, арбитр спросил: «Что скажешь?»

«В том, что касается меня лично — ничего», — отозвался Баркван Блаздель.

«Ты признаёшь себя виновным?»

«Я не намерен выступать с заявлениями. Вещи таковы, каковы они есть».

«Ты отрицаешь или можешь опровергнуть показания Файрала Бервика?»