Вацлав Кайдош - Барьер

В системе его памяти закрепились стереотипы, являющиеся слепком болезненных галлюцинаций, архаических сведений и деформированных фрагментов действительности. Мне кажется, большинство признаков говорит о парафрении. Кроме того, страх… Ведь он постоянно чего-то боится!

– Вот-вот! – подхватила Кама. – Ром исследовал больного только раз, я наблюдаю за ним уже четвертый день.

Это, несомненно, субъект с психопатическими наклонностями, но, кроме того, он ведет себя так, будто его галлюцинации являются реальностью – других патологических признаков я не наблюдала. Я пыталась применить двунаправленную терапию. Безрезультатно. Депрессивная реакция, как у нормального человека. Уверяю тебя. Ром, это наверняка шизофрения.

– А может, он просто притворяется? – вставил концептолог.

– Нет. Вначале я тоже думала… Но нет. Его галлюцинации весьма связны и представляют собой логическое целое. Правда, я не специалист в области истории религиозных верований, обычаев и языка шестнадцатого века, но до сих пор я не обнаружила у него ни одной реакции, противоречащей галлюцинациям. Нормальный человек не может с такой железной последовательностью играть роль средневекового монаха. Именно это, мне кажется, говорит о том, что в данном случае мы имеем дело с необычным феноменом. Скажу больше, – оживленно продолжала Кама,

– зондирование подсознания тоже не принесло ничего нового. Тот же круг понятий, тот же словарь. Я проверяла кодовые ассоциации. То же самое. Реакции такие, словно он действительно никогда не знал интеряза.

– Невероятно! – воскликнул диагнометрист.

– Однако это так. Можешь проверить записи. Характерные изменения кривой вызывают только латынь и немецкий язык шестнадцатого века. Реакция на интеряз, итальянский, английский, французский, польский или русский появляется только в случаях аналогичного с латынью или немецким звучания слов. Я передала ленту лингвоанализатору…

– Ну и как?

– Представь себе, он действительно бегло говорит на средневековой латыни и немецком!

– Это только подтверждает гипотезу, что он отличный знаток того периода.

– Он утверждает, что его зовут Модестус Мюнх.

– Модестус Мюнх? – повторил Гарда и задумался.

– При нем не оказалось персонкода, – заметила Кама.

– Знаю, – кивнул ученый. – Странно, конечно, но это не наша забота. Придет ответ Глобинфа, и все выяснится.

Скажи, с ним можно сейчас побеседовать?

– Конечно. Перевод с латыни да интеряз и обратно уже запрограммирован.

– Что он сейчас делает?

– Лежит на полу лицом вниз. Наверно, молится.

Кама подошла к столику и включила визию. На экране появились просторная комната и мужчина в голубом больничном халате, лежащий крестом на полу.

– Интересно, – пробормотал Гарда и, обращаясь к Каме, спросил: – Он вообще не покидает свою спальню?

– Очень неохотно. Выходит только на террасу и часами смотрит вниз на город.

– Интересно, – повторил концептолог.

Когда они входили в комнату, мужчина стоял на террасе и смотрел вниз.

– К тебе гости, – бросила с порога Дарецкая.

Он медленно повернул голову, и на его лице, сосредоточенном и напряженном, отразился страх, смешанный с радостью.

– Это профессор Гарда. Познакомьтесь! – представила ученого Кама.

Мужчина сделал шаг вперед и уже собрался было упасть на колени, но девушка подхватила его под руку и, подводя к Гарде, укоризненно сказала:

– Зачем это? Я же тебе говорила, не надо становиться на колени. Не надо.

– Да, госпожа, – покорно кивнул он.

– Доволен ли ты комнатой, брат Модест? – спросил концептолог.

Но мужчина в больничном халате не понял вопроса, хотя лингвистический автомат перевел слова Гарды безошибочно.

– Я слушаю тебя, господин.

– Я спрашиваю, нравится ли тебе у нас? Как ты себя чувствуешь?

– Разве могу я не ликовать? – оживленно ответил мужчина. – Мог ли я надеяться, что очи столь ничтожного червя, как я, узрят царство божие на Земле?

– Доктор Дарецкая говорила, что ты прошел сквозь ад?

– подхватил Балич.

– Ты сказал, господин. Мыслю, однако, что то был не ад, а только чистилище. Ибо вышел из него. Видно, такова воля господня. Был там, ибо заслужил, ибо грешник есьм и человек, духом слабый. Однако же удалось мне устоять против демонов и пособников их.

– И ты видел сатану? С рогами и хвостом? – допытывался диагнометрист.

– Видел, как тебя по воле божьей зрю! Но у чертей оных ни рогов, ни хвостов не было: пауков вид приняли они.