Вацлав Кайдош - Барьер

Было видно, что он чем-то глубоко взволнован.

– Где выход? – спросил он.

– Выход?

– Здесь был ход. Почему его замуровали?

– Пойдем, увидишь сам, – сказал Герлах и, взяв его за руку, слегка подтолкнул к ближайшей двери.

За дверью оказался длинный коридор с входами в кельи. Археолог открыл ближайшую дверцу.

Скромное ложе, скамейка, в глубине небольшое открытое оконце.

Монах подошел к окну. Отсюда была видна обширная долина, уже погруженная в предвечерний сумрак. Только далеко, на склоне противоположного холма еще горели в лучах заходящего солнца стены каких-то современных зданий. Росший по склонам монастырского холма лес лежал внизу, так что вершины деревьев кое-где выступали над краем бетонной плиты, поддерживающей старый фундамент монастырского строения.

– Что это? Зачем? – обратился Мюнх к Герлаху. – Тут же была дорога!

– Дороги нет. Тут когда-то был оползень, – объяснил археолог. – Часть склона рухнула. Кажется, еще в семнадцатом веке. Восемьдесят лет назад, чтобы предотвратить дальнейшее разрушение склона, была выложена бетонная подпорка.

– Когда был оползень?

– Лет триста назад. Тогда ворота заложили кирпичом и, видимо, сделали новый колодец во дворе. Потому что тот, в саду, был засыпан. Однако, я думаю, остались какие-нибудь следы, которые удастся обнаружить с помощью зондирования.

Они вышли в коридор.

– Где была твоя келья? – спросила Кама.

Мюнх поднял на нее глаза, но, видимо, вопрос не дошел до его сознания, потому что спустя минуту он Спросил:

– Ты что-то сказала?

– Я спрашиваю, где была твоя келья?

По лицу Мюнха прошла нервная дрожь.

– Моя келья?. Не здесь. С другой стороны. Ближе к часовне.

Дверь в монастырскую часовню располагалась рядом с покосившейся колоколенкой, там, где сходились два уцелевших крыла здания. Мюнх остановился на пороге и опустился на колени на большой, выщербленной от времени плите.

Чтобы не мешать погруженному в молитву Мюнху, Дарецкая, Герлах и Микша, беседуя вполголоса, присели около колодца. Разумеется, тема могла быть лишь одна: как прошло испытание.

– Либо это какой-то крупный исследователь, о котором, как это ни странно, я ничего не слышал, – взволнованно сказал археолог, – либо… не знаю, даже что и подумать. Он прекрасно во всем ориентируется, словно действительно был здесь четыреста лет назад… В некоторых случаях его замечания проливают новый свет на спорные вопросы.

Например, этот колодец в саду. Надо проверить.

– Значит, ты считаешь, что это действительно может быть инквизитор Мюнх?

– Этого я не говорю, но… – Герлах замолчал, так как именно в этот момент монах кончил молитву, наклонился, поцеловал каменную плиту и встал.

Герлах подошел к нему и спросил, показывая на плиту:

– Что это за камень?

– Тут лежит настоятель монастыря Альберт фон Градек.

В юности он был великим грешником. Но господь простил его. Умирая, он приказал похоронить себя здесь, у порога.

Чтобы все топтали его могилу.

– На плите была какая-то надпись. Теперь буквы стерлись…

– Тут были только инициалы: А. Ф. Г. И год: 1583.

Больше ничего.

– Ты его знал?

– Да. Я был здесь, когда он умирал… Надпись выбил в камне брат Гильдебрандт. Плита была больше, гораздо больше… Но треснула… Брат Гильдебрандт сделал из обломка еще одну… Маленькую. С молитвой за упокой души отца Альберта. Ее вмуровали в колонну. В часовне.

– Ты можешь показать это место? – нервно прервал

Микша.

Мюнх молча вошел в часовню.

В полумраке, почти вслепую, отыскал нужную колонну и табличку.

– Здесь! – он наклонился и коснулся плиты. – Мне казалось, она была выше, – удивленно заметил он. – А сейчас она у самого пола…

– Ты прав. Она была выше, – подтвердил археолог. – В

восемнадцатом веке пол подняли на шестьдесят сантиметров.

Он сказал это шепотом, словно более громкий разговор мог нарушить тишину отдаленных веков, замкнутую в старых стенах святилища.

Уже наступила ночь, когда они спускались с холма.

Герлах и Микша шли впереди, освещая фонариком дорогу.

За ними Мюнх, последней шла Дарецкая.

Еще до посещения монастыря было решено, что они переночуют в павильоне отдыха. Теперь план изменили, так как Герлах хотел утром вернуться со своими ассистентами, чтобы провести подробные исследования и проверить точность информации Мюнха.

Шли молча. Говорить никому не хотелось. За все время

Герлах и Микша перебросились лишь несколькими фразами.