Вацлав Кайдош - Барьер

– Знаю. Я стараюсь понять, но это нелегко. Скажи, –

схватил он ее за руку. – Скажи! Цель, какова цель?

– Цель? Чего?

– Того… что я… здесь. Чего хотел господь? Это награда? А может быть, кара?

– Это не награда и не кара. Каким-то образом ты оказался в нашем времени. Кто это сделал и для чего, мы не знаем. Но поверь мне, кара или награда здесь ни при чем.

– И все-таки… Те дьяволы… демоны…

– В нашем мире нет демонов. Я тебе уже говорила.

– Ну, да… – неуверенно согласился он. – Хвала господу, но… Это невозможно!

– Что невозможно? Что здесь нет дьявола?

– Нет. Нет. Я тебе верю. Стараюсь верить… Но невозможно, чтобы не было цели. Все имеет цель. Если не кара и не награда, то… задание. Скажи. Что я должен делать? Как служить Всевышнему?

– Попытайся понять…

– Да! – резко прервал он. – А ты? Как служишь ты? – он впился в нее взглядом. – Кому служишь?

– Людям.

– Человек – прах. Прах – тело его. Разве ты заботишься о душе человека?

– Да, – подняла она голову. – Да. Именно в этом моя задача.

Одновременно она подумала, как неверно он может истолковать смысл ее слов.

– И о моей душе тоже? – спросил он взволнованно.

– С того момента, как ты появился здесь, прежде всего о твоей.

– И ты борешься с сатаной?

– Можно сказать и так, – улыбнулась она своим мыслям.

– Нет, – покачал он головой. – Все не так, как ты говоришь! Я чувствую… Не так! Этот мир… мир греховный! Я

видел…

– Что ты видел? – внимательно взглянула на него Кама.

– И ты еще спрашиваешь? Ты же знаешь… Там, в тех кущах… возле воды, на песке… То, что я там видел… это истина? Скажи?

– Истина. Ну и что из того, если увиденное тобой не было ни сном, ни сатанинским наваждением? Почему это должно быть доказательством греховности нашего мира?

На какой-то момент он словно бы смутился, потом ответил, избегая ее взгляда:

– Не о тебе… я хотел говорить. Ты должна быть такой же… как другие. Я уже понял… Значит, так нужно…

Микша мне объяснил…

– Не уверена, что ты правильно его понял. За последние века многое изменилось, и то, что тебе кажется греховным, сегодня никого не возмущает. Да, мы обнажаем тело, но это продиктовано прежде всего заботой о здоровье человека. С

этим ты должен согласиться.

– Все не так, как говоришь ты. Тело – источник греха.

Разве годится наблюдать его обнаженным?

– В чем ты видишь этот грех?

Он ссутулился, словно под непомерным грузом, и, не глядя на Каму, сказал:

– Оно рождает плохие мысли.

– Уверяю тебя, во мне тело человека не пробуждает никаких дурных мыслей. Если вдобавок оно молодо, здорово, гармонично развито, закалено воздухом, солнцем и водой, оно может вызывать только хорошие мысли. И это правильно. А если оно в ком-то и пробуждает скверные мысли, значит источник этих мыслей не в обнаженном теле, а в больной душе того, кто не может на него смотреть как должно.

– Ты думаешь… больна моя душа? – прошептал он тревожно, поняв смысл намека.

Она утвердительно кивнула головой.

– А если все не так, как ты говорить? – с трудом выдавил он.

– А как же?

– А если ваше время… это время… упадка? Я смотрю и вижу. Я ходил о тобой, я даже пытался сам… Эти люди –

молодые, пожилые, даже дети… даже старики… Неужели это дети божьи?!

– С того времени, когда жил ты, произошли большие перемены, но ты убедишься сам, что человек стал лучше.

– Лучше?!

– Ну хорошо, – сказала Кама несколько иронически. – Я

тебя понимаю.

Она ласково погладила его руку, но он резко вырвал ее, отскочил на середину комнаты.

– Нет! Нет! – истерично крикнул он.

Неожиданно, словно придя в себя, он овладел собою и покорно прошептал:

– Прости.

Потом подошел к креслу, тяжело опустился в него и спрятал лицо в ладонях.

– Я сказала, что понимаю тебя, – спустя минуту сказала

Кама, пытаясь говорить как можно мягче. – Постарайся об этом не думать. Ты еще не все можешь понять, но особенно не отчаивайся. Тебе нужно лучше узнать наш мир.

Он медленно поднял голову. В глазах стояли слезы.

– Я хотел бы поехать… в Рим.

– Конечно. Это просто. Можно поехать хотя бы завтра.

– Да! Да! Завтра! – нервно ухватился он за назначенный ею срок. – Я увижу там настоящих священнослужителей, монахов… Ты говорила…

– Ну конечно же! Там интересуются тобой. Кардинал

Перуччи хотел с тобой побеседовать.

– Кардинал! – неуверенность, отражавшаяся на лице

Мюнха, сменилась возбуждением. – Завтра!.. Завтра же!.