1884
Артур Конан Дойл
Кольцо Тота
(перевод С. Леднева)
Джон Ванситарт Смит, член Королевского научного общества, проживавший на Гауэр-стрит, в доме № 147-а, обладал ясным умом и целеустремленностью — достоинствами, с которыми он мог бы стать знаменитым ученым. Однако будучи жертвой неутолимого честолюбия, он хотел преуспеть во многих науках вместо того, чтобы снискать себе лавры в одной. В молодости он выказывал способности к зоологии и ботанике, так что друзья прочили его в Дарвины, но когда до профессорского звания было рукой подать, Джон Ванситарт внезапно остыл к зоологии и увлекся химией. Здесь он исследовал спектры металлов, написал работу и был принят в Королевское общество, но и химия заняла его ум ненадолго. В лаборатории он не показывался, а год спустя вступил в Общество востоковедов, где сделал доклад об иероглифических и демотических письменах Эль-Кабы, показав таким образом разносторонность и непостоянство своих талантов.
Самые неисправимые ветреники рано или поздно попадают в сети любви. Не избежал этой участи и Джон Ванситарт. Чем усерднее он углублял свои познания в египтологии, тем больше его впечатляли простор, открывавшийся для исследователей, и чрезвычайная важность предмета, проливающего свет на истоки цивилизации и на происхождение большей части искусств и наук. Мистер Смит находился под столь сильным впечатлением от всего этого, что недолго думая женился на молодой особе, написавшей работу о шестой династии фараонов. Обеспечив себе тем самым надежную опору, он принялся собирать материал для доклада, который должен был сочетать научный подход Лепсиуса с оригинальностью Шампольона. Подготовка этого magnum opus [30] Большого труда (лат.).
была сопряжена с частыми осмотрами египетских коллекций в Лувре. Во время последнего его спешного приезда, не далее как в середине минувшего октября, с ним приключилась странная и примечательная история.
Поезда шли медленно, пароход качало, так что египтолог приехал в Париж в несколько затуманенном и лихорадочном состоянии. По прибытии в Отель-де-Франс, что на улице Лафит, он тотчас бросился на диван в надежде поспать час-другой, но сон не шел, и мистер Смит, несмотря на усталость, решил отправиться в Лувр, прояснить для себя научный вопрос, с которым он приехал в Париж, а вечером успеть на дьепский поезд. Итак, он облачился в пальто, поскольку на улице было сыро и холодно, и вышел через Итальянский бульвар на авеню Опера. В Лувре он сразу почувствовал себя в родной стихии и быстрым шагом направился к коллекции папирусов.
Даже самые горячие почитатели Джона Ванситарта едва ли могли назвать его красивым мужчиной. Крючковатый нос и выступающий вперед подбородок говорили прежде всего о резкости нрава и недюжинном интеллекте. В постановке головы было что-то птичье, а когда Джон Ванситарт спорил с кем-то, по обыкновению отпуская колкости, голова у него дергалась, словно он хотел клюнуть собеседника. Он стоял в пальто с поднятым воротником и, если бы он посмотрел на свое отражение в витрине, то убедился бы, что внешность его и впрямь привлекает внимание. Тем не менее его покоробило, когда рядом кто-то довольно громко произнес по-английски:
— Гляди, какое странное существо!
Египтологу нельзя было отказать в мелком тщеславии; с преувеличенным высокомерием он отметал все замечания, задевающие его самолюбие. Он поджал губы и вперил взор в свиток папируса, между тем как в душе затаилась обида ко всем путешествующим британцам.
— Да, — произнес другой голос, — действительно редкостная физиономия.
— А знаешь, — продолжал первый, — похоже, что от постоянного созерцания мумий он наполовину превратился в мумию.
— У него, несомненно, египетский тип лица.
Джон Ванситарт обернулся, чтобы отпустить шпильку по адресу соотечественников. К его удивлению и облегчению, два молодых человека разговаривали, повернувшись к нему спиной, и смотрели на одного из луврских служителей, который в конце зала протирал тряпкой какое-то медное украшение.
— Картер ждет нас у Пале-Рояля, — взглянув на часы, сказал один турист другому, и они, не умолкая ни на секунду, удалились, оставив египтолога наедине со своими заботами.
«Интересно, что эти болтуны называют египетским типом лица?» — подумал Джон Ванситарт Смит и переменил положение, чтобы рассмотреть лицо музейного служителя. Он увидел его и невольно вздрогнул — это и впрямь было лицо египтянина, столь знакомое Джону Смиту по научным наблюдениям. Правильные черты, застывшие словно у изваяния, широкий лоб, округлый подбородок, смуглый цвет кожи — все удивительно напоминало лица бесчисленных статуй, застекленных мумий, портретных изображений, которые украшали стены зала. Сомнений не было: служитель явно был египтянин. Характерная угловатость плеч и узкие бедра — уже одного этого было достаточно, чтобы распознать его.
Читать дальше