Джек Вэнс - Парусник № 25 и другие рассказы

«Юпитер очень далеко! – визгливо возразил Саттон. – Почему нельзя просто повернуть и полететь домой?» Последние слова он произнес почти шепотом.

«Я вас разбаловал, – вздохнул Белт. – Стоите без дела и болтаете всякую чепуху, пока оборудование разваливается, а корабль летит к черту на кулички! Полезайте в скафандры и снова проверьте парус. Живо! Чего вы ждете? Кто вы такие? Кадеты или зомби? Вы, господин Калпеппер! Что вас задерживает?»

«Мне пришло в голову, сэр, что корабль приближается к поясу астероидов. Будучи старшим вахтенным, я считаю, что должен повернуть парус и взять курс, позволяющий не натолкнуться на это минное поле».

«Вы можете это сделать, после чего присоединитесь к остальным и завершите инспекцию паруса и корпуса корабля».

«Так точно, сэр!»

Кадеты надели скафандры – Саттон сделал это исключительно неохотно. Снова они должны были нырнуть в темную безмерную пустоту, в кошмар невыразимого одиночества.

Когда кадеты вернулись, Генри Белт уже скрылся в своей каюте.

«Как отметил господин Белт, у нас нет выбора, – сказал Острендер. – Мы пропустили Марс, так что остается надеяться только на Юпитер. К счастью, в данный момент Юпитер находится в удобной для нас позиции – в противном случае пришлось бы повернуть к Сатурну или к Урану…»

«Сатурн и Уран – с другой стороны Солнца, – возразил Линч. – Юпитер – наш последний шанс».

«Тогда займемся этим немедленно. Я попробовал бы, в последний раз, отрегулировать чертовы подшипники…»

Но теперь, судя по всему, диски больше не вибрировали. Данные считывались бесперебойно, горел зеленый индикатор обработки данных.

«Прекрасно! – закричал Линч. – Пусть жрет свои данные! Поехали! Летим к Юпитеру! В конце концов, может быть, у нас все получится».

«Подожди до конца концов», – проворчал Саттон. С тех пор, как закончилась очередная инспекция паруса, он стоял в стороне, поджав губы, с остановившимся взглядом: «Еще может произойти все, что угодно. Может быть, нам не суждено вернуться».

Пятеро других притворились, что не слышали его мрачное предсказание. Компьютер рассчитывал углы и выдавал курсовые данные. Им предстояло преодолеть расстояние в полтора миллиарда километров. Чем дальше они улетали от Солнца, тем меньше было ускорение. Полет до Юпитера должен был занять не меньше месяца.

Распустив огромный парус, корабль скользил в пустоте все дальше и дальше от тускнеющего Солнца. Каждый из кадетов потихоньку произвел самостоятельный расчет; все они получили один и тот же результат. Если бы разворот вокруг Юпитера не удалось осуществить с безукоризненной точностью, если Юпитер не швырнул бы их корабль обратно к Земле, дальше их положение стало бы безнадежным. Сатурн, Уран, Нептун и Плутон были далеко, с противоположной стороны Солнца. Слабеющее притяжение Солнца не могло остановить корабль, разогнавшийся до ста пятидесяти километров в секунду, но его ускорение было все еще недостаточным для того, чтобы парус, даже с помощью вспомогательного ионного двигателя, мог вывести его на стабильную орбиту. По своей природе солнечный парус не мог служить тормозом, он всегда отталкивал корабль от Солнца.

На борту жили и мыслили семь человек; психические напряжения между ними бурлили и перемешивались, как дрожжи в плотно закрытой банке с фруктами. Сходство основных человеческих свойств, объединявшее этих семерых людей, полностью потеряло значение – заметными оставались только различия. Каждый кадет выглядел в глазах других как ходячий символ его особенностей, а Генри Белт превратился в некое непостижимое существо, появлявшееся из капитанской каюты в непредсказуемые моменты времени, чтобы молча поглядывать по сторонам и всюду совать свой нос с ничего не значащей полуулыбкой древнегреческого идола.

Юпитер вырастал и ширился. Оказавшись наконец в пределах ощутимого притяжения гигантской планеты, корабль постепенно смещался ей навстречу. Кадеты все внимательнее следили за результатами компьютерных расчетов, проверяя и перепроверяя введенные данные и команды. Прилежнее всех этим занимался Верона, тогда как Саттон нервничал и раздражался, что препятствовало результативности его действий. Линч ворчал, ругался и потел. Острендер жаловался тонким голоском. Фон Глюк работал с фаталистическим упорством пессимиста. Калпеппер казался беззаботным, почти жизнерадостным, что вызывало замешательство у Острендера, приводило в ярость Линча и возбуждало злобную ненависть в Саттоне. С другой стороны, Вероне и фон Глюку, по всей видимости, спокойное смирение Калпеппера придавало дополнительные уверенность и энергию. Генри Белт ничего не говорил. Иногда он выплывал из своей берлоги, чтобы произвести осмотр кают-компании и кадетов с отстраненным любопытством посетителя, навестившего сумасшедший дом.