Фредерик Пол - День, когда пришли марсиане. В ожидании олимпийцев

— Нет, — ответила она сладеньким голоском, — но ведь это уже твои проблемы, не так ли?

Я отрицательно покачал головой.

— Нет, это слишком глупо, — засомневался я. — Читатели в это не поверили бы.

— Юлий, но ты можешь попробовать, — заявила Рахиль. — Видишь ли, тут у нас появляется интереснейшая возможность. Друзус мог и не дожить до вступления на императорский трон. Еще при жизни Августа он был серьезно ранен в Галлии. Тиберий... Помнишь Тиберия?

— Да, его брата. Того, что так тебе нравится. Которого Друзус сделал наместником Иудеи.

— Именно его. Так вот, Тиберий день и ночь мчался на коне, чтобы доставить Друзусу самых лучших врачей из Рима. Все висело на волоске. Друзус еле-еле остался в живых.

— Да?! — прибавил я, самим тоном прося продолжения. — И что тогда?

На ее лице появилось сомнение.

— Не знаю, что тогда.

Я подлил ей вина.

— Мне кажется, следует придумать какое-то продолжение, и я смогу это сделать, — сказал я, глубоко задумавшись. — Особенно, если ты поможешь мне с подробностями. Наверняка Тиберий стал бы императором вместо Друзуса. Ты говоришь, что это был добрый человек; то есть, он сделал бы приблизительно то же, что и Друзус — вернул бы власть Сенату после того, как Август и мой уважаемый предок Юлий сделали его практически безработным...

Вдруг я замолчал, удивленный своими словами. Все шло так, будто я уже совершенно серьезно принял сумасшедший замысел Сэма.

С другой стороны, все было не так уж и плохо. Похоже, что и Рахиль начинает воспринимать меня серьезно!

Тут уж я почувствовал себя значительно лучше, сохраняя прекраснейшее настроение во время последующих танцев и почти часовой исторической лекции из ее прекрасных губок... вплоть до того момента, когда по возвращению домой прокрался на цыпочках от своей до ее двери и обнаружил, что на коврике у ее спальни спит ее слуга Базилий, держа в руках огромную и тяжеленную дубинку.

Ночь я провел отвратительно. Отчасти, виною всему были мои гормоны. Голова моя прекрасно понимала, что Рахиль и не хотела, чтобы я прокрадывался к ней в спальню, иначе и не оставляла бы на пороге слугу. Но вот мои железы совершенно не чувствовали себя счастливыми. Только что они упаивались ее запахами, видом, прикосновениями, а теперь злились, что их сокровенные желания не были удовлетворены.

Но самое паршивое было, просыпаться каждый час и размышлять о своем финансовом крахе.

И сама бедность не была так уж страшна. Каждый писатель должен был научиться жить в бедности между выплатами гонорара. Это еще не катастрофа, только неудобство. Из-за бедности рабом не становишься. Но на мне висело несколько весьма приличных долгов. А вот из-за них гражданин может и рабом сделаться.

На следующее утро я проснулся поздно и с больной головой, пришлось взять трехколесный экипаж, чтобы он подвез меня к зданию Нижнего Сената.

Ехать удавалось только медленно; чем ближе к цели, тем медленнее. Я видел, как Легион формирует ряды для почетной встречи, когда приближался эскорт правительницы Египта — женщины-фараона, чтобы начать церемонию открытия Конференции. Водитель экипажа не захотел подвезти меня ближе, чем к окружавшему здание базару, поэтому пришлось толкаться среди туристов, высматривающих, как правительница выходит из своей царской лектики.

Раздался тихий возглас удовлетворения, нечто среднее между вздохом и смехом. Туристы прибыли сюда увидеть именно это. Они напирали на барьеры легионеров, в то время как царица с непокрытой головой и в тянущимся по земле платье приближалась к святыням, расположенным снаружи здания Сената. С надлежащим уважением и без спешки она провела обряд возложения жертв. В это время туристы щелкали фотоаппаратами, а я стал беспокоиться о времени. Что будет, если в силу экуменической терпимости она решит посетить все пятьдесят святилищ? Но, уделив внимание лишь Изиде, Амону-Ра и Матери Нил, царица зашла вовнутрь здания, чтобы открыть сессию Конференции. Легионеры несколько расслабились. Туристы стали растекаться по автобусам, фотографируя теперь уже друг друга, а я тоже прошел в здание.

Царица провозгласила хорошую, то есть краткую, вступительную речь. Вся проблема была в том, что говорила она, в основном, для пустых стульев.

Большой зал александрийского Нижнего Сената вмещает две тысячи человек. Сейчас здесь находилось не более полутора сотен, в большинстве своем стоящих небольшими группками в проходах и задней части зала, совершенно не обращая внимания на выступление царицы. Мне показалось, она это заметила и потому сократила выступление. Только что она говорила нам, как научные исследования внешнего пространства совпадают с древнейшими традициями Египта (чего совершенно никто не слушал), а в следующий момент ее голос уже замолк, и она вручила своим ассистентам скипетр и державу. Шествуя гордо, как пристало самодержице, она спустилась с подиума и удалилась.