Джек Вэнс - Шато д'Иф и другие повести

Эрн слегка приободрился – ему придавал храбрости хотя бы тот факт, что этот самец еще его не убил: «Они называли меня „уродом“ – мне пришлось убежать из поселка».

«Уродом? – трехгребневый самец рассмотрел череп Эрна. – Но ты же двухгребневый!»

«Одногребневые разрéзали мне голову, чтобы шрамы походили на два гребня, а потом продали меня двухгребневым». Эрн ощупал свой череп. Справа, слева и в центре, почти такие же выпуклые, как шрамы, выступали три гребня. Они быстро выросли – даже если бы он не скомпрометировал себя с рабыней, двухгребневые обнаружили бы обман, как только ему пришлось бы снять шапочку. Эрн робко произнес: «Возникает впечатление, что я урод – то есть, что у меня три гребня, как у тебя».

Трехгребневый самец крякнул: «Иди за мной!»

Тропа пересекала рощу, поднимаясь по диагонали к подножию утеса, а затем поворачивала в долину. На берегу пруда возвышался огромный каменный чертог с двумя башнями по бокам, увенчанными крутыми коническими крышами – несмотря на очевидную древность и заброшенность этого сооружения, Эрн был глубоко потрясен.

Они прошли через бревенчатые ворота на внутренний двор, показавшийся Эрну волшебным, чарующим местом. В дальнем конце двора валуны и водруженная на них поперечная каменная плита создавали впечатление грота. В гроте журчала вода, росли пучки перистого черного мха и бледные саговники; там же была скамья, оплетенная тростником с подбивкой из торфяного мха. Под открытым небом на дворе был устроен «болотный сад», испускавший запахи тростников, пропитанной водой растительности, смолистого дерева. «Это не только приятно, – думал Эрн, – это в высшей степени достопримечательно!» Ни одногребневые, ни двухгребневые ничего не изобретали без определенной, непосредственной практической цели.

Трехгребневый самец провел Эрна через двор в каменный зал, наполовину открытый сверху, чтобы в него проникала освежающая морось; здесь пол был покрыт ковром из утрамбованного торфяного мха. Под прикрытием потолка хранились утварь и пожитки хозяина: горшки и корзины, стол, шкаф, садовые и плотницкие инструменты.

Великан указал на скамью: «Садись».

Эрн опасливо подчинился.

«Ты голоден?»

«Нет».

«Как они узнали, что ты – не настоящий двухгребневый?»

Эрн объяснил обстоятельства, которые привели к его обнаружению. Великан не выразил неодобрения, и Эрн снова приободрился: «Я давно подозревал, что не отношусь к разновидности двухгребневых».

«Совершенно очевидно, что ты – трехгребневый, – сказал хозяин чертога. – В отличие от бесполых двухгребневых, у трехгребневых развиваются все признаки мужского пола. Этим объясняется твое стремление овладеть одногребневой рабыней. К сожалению, трехгребневых самок не бывает». Великан взглянул на Эрна: «Они тебе не рассказали, каким образом ты родился?»

«В результате слияния яиц одногребневой самки».

«Верно. Одногребневая самка поочередно кладет яйца мужского и женского пола, по три яйца в каждой кладке. Сначала яйцо самца, затем яйцо самки и, в последнюю очередь, снова яйцо самца – только в такой последовательности, таковы свойства ее организма. Ее яйцеклад выстлан мембраной; когда она выталкивает яйцо, сжимается запирательная мышца, и мембрана окружает яйцо разделительной оболочкой. Если самка неосторожна, оболочка окружает пару соприкасающихся яиц. Малек-самец разрушает скорлупу, пробирается в яйцо женского пола и сливается с мальком-самкой. Таким образом вылупляется двухгребневый малек. В очень редких случаях соприкасаются таким образом все три яйца, окруженных общей оболочкой. Один из мальков-самцов сливается с мальком-самкой, после чего, увеличившись, пробивается в третье яйцо и поглощает второго малька-самца. В результате на свет появляется трехгребневый самец».

Эрн вспомнил первые моменты своего существования: «Я был один. Я пробился через скорлупу яйца, содержавшего слившегося бесполого малька. Мы долго боролись».

Хозяин чертога надолго задумался. Эрн уже начинал опасаться того, что чем-то вызвал его раздражение. Наконец, трехгребневый великан сказал: «Меня зовут Мазар, по прозвищу „Последний“. Теперь, когда появился ты, меня больше не следует называть „Последним“. Я привык к одиночеству. Я состарился и очерствел; мое общество может показаться тебе неприятным. Если так, тебе ничто не мешает жить где-нибудь в другом месте. Если ты решишь остаться, я научу тебя тому, что знаю – что, скорее всего, не имеет смысла, потому что рано или поздно двухгребневые соберут войско и убьют нас обоих».