Джек Вэнс - Шато д'Иф и другие повести

Его отвели к сарайчику, втолкнули внутрь. Входное отверстие закрыли перекладинами, а перекладины перевязали ремнями.

Эрн наблюдал за продолжением церемонии, глядя в просвет между перекладинами. Трупы детей моря расчленили, сварили и съели. Помеченных белой краской самок заставили присоединиться к группе двухгребневых детей моря, с которыми Эрн отождествлял себя раньше. Его мучили вопросы: почему его не включили в ту же группу? Почему его сначала хотели убить молотом, а потом порезали ножом? Он совершенно не понимал происходящее.

Помеченных самок и двухгребневых детей моря повели куда-то через кусты. Других самок без дальнейших церемоний приняли в число жителей деревни. Оставшимся в живых детям-самцам уделяли больше внимания: им надлежало учиться. Каждый самец взял под опеку одного из детей мужского пола и заставлял подопечного строго соблюдать дисциплину. Детей-самцов учили хорошо себя вести, вязать узлы, обращаться с оружием, правильно говорить, танцевать, издавать различные восклицания.

На Эрна почти не обращали внимания. Его иногда кормили – от случая к случаю, когда кому-то это приходило в голову. Он не знал, как долго его держали взаперти; неизменно серое небо не позволяло следить за течением времени – по сути дела, само представление о времени как о последовательности дискретных промежутков было чуждо мышлению Эрна. Он не поддавался апатии только благодаря внимательному наблюдению за подготовкой одногребневых самцов под ближайшими навесами, где их учили языку и правилам поведения. Эрн усваивал язык гораздо быстрее «отборных» детей моря, потому что он и его двухгребневые сородичи давно – уже так давно, в блаженной, безвозвратной юности! – пользовались зачатками речи двуногих.

Раны на черепе Эрна мало-помалу зажили; от них остались только параллельные зарубцевавшиеся шрамы. Кроме того, его голова обросла черным перистым пухом зрелости, покрывавшим весь череп.

Никто из сверстников не посещал его. Им внушили необходимость строгого соблюдения установленного в деревне распорядка жизни, они почти забыли о прежнем существовании на мелководье. Но они постоянно проходили мимо сарайчика и, глядя на них, Эрн чувствовал, что со временем одногребневые дети моря все больше отличались от него. Они стали стройными, гибкими, ловкими, похожими на высоких ящериц с сосредоточенными остроконечными мордами. Эрн был тяжелее, его лицо осталось уплощенным, голова была значительно шире, темно-серая шкура – жестче и толще. Теперь он почти не уступал ростом двуногим, хотя ни в коем случае не мог сравниться проворством со своими жилистыми, поджарыми тюремщиками: когда возникала необходимость, двуногие двигались так быстро, что за ними трудно было уследить.

Однажды или дважды Эрн, разъяренный заключением и одиночеством, пытался сломать перекладины, закрывавшие выход из сарайчика, но его за это наказали тычками длинного шеста, после чего он сдерживал вспышки темперамента, чреватые болезненными последствиями. Эрн скучал и нервничал. Соседние сараи использовались теперь исключительно с целью совокупления, вызывавшего у Эрна лишь безразличное любопытство.

Загородку, закрывавшую выход из сарая, наконец открыли. Эрн бросился наружу, надеясь ошеломить тюремщиков и сбежать, но один из двуногих схватил его, а другой обвязал его тело веревкой. Эрна бесцеремонно повели куда-то за окраину деревни.

Поведение двуногих не позволяло угадать их намерения. Передвигаясь трусцой, они потащили Эрна через черный кустарник в направлении, параллельном берегу – море оставалось слева. Тропа повернула в сторону стены мрака, поднимаясь по лысым холмикам и спускаясь в темные сырые овраги, сплошь заросшие дендронами с длинными черными листьями.

Впереди показалась большая роща зонтичных деревьев впечатляющей высоты, со стволами, толщиной не уступавшими торсу двуногого – каждым волнующимся на ветру листом этих огромных деревьев можно было бы накрыть пять или шесть сарайчиков вроде того, где содержали Эрна.

Здесь кто-то работал. Несколько деревьев срубили; их стволы очистили от ветвей и аккуратно сложили штабелем, а листья нарéзали на прямоугольные куски, развесив их на веревках. Прочные козлы, служившие опорами для штабелей, соорудили так искусно и тщательно, что Эрн удивился: конечно же, это не было делом рук деревенских двуногих, постройки которых Эрн находил небрежными.

Торопа вела дальше через лес – прямая, как натянутая веревка, одинаковой ширины на всем ее протяжении, окаймленная параллельными рядами белых камней: по мнению Эрна, такое техническое достижение превышало возможности двуногих.