Винсент Эри - Крокодил

— Но почему нам нельзя тоже попить этой воды?

— Почему?.. А потому, что белые люди боятся — вдруг мы станем от нее такими же умными, как они, и будем сами делать все эти вещи, которые ты видишь на полках.

Оказывается, большие суда у причала, если подойти к ним близко, куда огромней, чем они кажутся издалека! И сделаны они не из дерева, как думал Хоири, а из железа. Кто, кроме духов, сумел бы сделать так, чтобы тяжелые железные лодки держались на воде и не тонули?

— Вон та, на якоре посередине бухты, называется «Малаита», — сказал дядя Аравапе. — Она только что приплыла из Сетере [11] Искаженное «Сидней». , очень большого селения в стране белых людей.

— Но почему она не причалит к берегу?

— А эти большие лодки никогда не причаливают и еще сперва дня на два останавливаются за рифом, пока белые люди не поменяют имена, написанные на вещах, которые они сюда везут. На всех вещах, что посылают нам с тобой в подарок наши мертвые предки, они заменяют твое имя и мое именами других людей.

Да, очень хорошо, что ему довелось побывать в Порт-Морсби! Теперь он видит сам: все, о чем говорят у них в селении, правда. Поживешь здесь и начинаешь понимать, почему белые люди ведут себя так странно. Теперь и он будет одним из немногих, кто видел их жизнь собственными глазами.

В последнюю неделю их пребывания в Порт-Морсби хлопот у Аравапе оказалось очень много. Он собрал большой чемодан подарков для своей семьи. Когда он теперь пек хлеб для хозяина, он пек вдвое больше, чем обычно. Он работал столько, сколько не работал еще никогда, ради лишней пачки печенья для путешественников.

И вот наконец как-то под вечер в середине двенадцатой недели пребывания Хоири и Севесе в Порт-Морсби лакатои вышла на веслах из бухты. Среди тех, кто возвращался, были несколько человек, которые последние два года жили в Порт-Морсби. Но Хоири стало грустно, когда он узнал, что кое-кто из тех, с кем они приплыли, остался здесь работать на белых людей.

Ночью вовсю лил дождь, и клочья темных, похожих на растрепанную шерсть облаков висели над селением еще и теперь. Будет снова дождь или нет, сказать было трудно. Посмотришь на деревья, и кажется, что облака совсем низко, над самыми верхушками. Большие черные тучи притягивали к себе меньшие, и скоро не осталось ни одного голубого просвета, будто все, что в селении дышало и двигалось, попало в огромную ловушку. Дым очагов, пробиваясь сквозь мокрое плетение крыш, поднимался, повисал над хижинами и стекал вниз. Листья под тяжестью росы бессильно опустились и словно застыли в ожидании.

Настроение у Хоири по-прежнему было плохое: ведь его первое путешествие на лакатои кончилось большой неприятностью. До сих пор он чувствовал вкус и запах соленой воды. Хорошо хоть, что перевернулись они у Миривасе, в устье реки Лакекаму. Оттуда до Мовеаве только полдня пути. К счастью, вещей пропало не так уж много. Одежда высохла через несколько часов после того, как им удалось перевернуть лакатои снова дном вниз. Посуде соленая вода очень повредить не могла, и как удачно, что отец купил два жестяных сундучка — их собственные покупки уместились там целиком. На дне одного из сундучков лежит сверток, которым особенно дорожит Хоири: в нем лифчик, трусики и цветастая юбка — все это для Миторо. Как хорошо, что эти вещи, даже побывав в соленой воде, все равно остались целыми, такими же гладкими и блестящими и до сих пор пахнут магазином! Скорее бы отдать этот сверток Миторо, чем скорее, тем лучше, а то вдруг кто-нибудь поспешит и сделает это раньше его.

Хотя Миторо не очень устала, спала она эту ночь крепко. Накануне она весь день полола на огороде своей семьи — на том, который возле селения. Немного даже заболела спина, но теперь все прошло. Этот их огород не хуже любого другого из тех, что около селения. Приятно видеть, что таро растет так быстро, а на кочнах капусты появляются молодые сочные листья. Жаль, что нельзя оставаться на огороде дольше. Ведь она старшая дочь, и у нее много других забот — делать саго, ловить рыбу. Но хоть работы и много, забросить свой маленький огород она не может. Мать часто говорит: «Людям не важно, какой огород, хороший или плохой, у тебя вверх по реке, — о том, любишь ли ты работать, судят по маленькому огороду у селения».

Подобно матери Миторо выросла крупной и высокой, как мужчина. Она была похожа на крепкое цветущее дерево. Если обхватить ее икру в самом широком месте пальцами обеих рук, пальцы едва сойдутся. Бедра у нее такие же широкие, как у женщин, которые уже родили не одного здорового младенца. На руках у нее ясно видны вены, и каждому понятно, отчего они такие.