Илья Хоменко - Поднебесник

Не знаю, сколько времени прошло с того момента, когда я щелкнул выключателем. Сон, очевидно, бродил где-то поблизости — то приближаясь так, что я уже чувствовал его прикосновение, то откатываясь в сторону. Это был очень робкий сон. И была та мысль — она тоже то возвращалась, то вновь рассасывалась, нечеткая, расплывчатая и потому ускользающая. Ловить ее не хотелось — как-то смутно припоминалось уже что-то кем-то когда-то придуманное на эту же тему. Как мало оригинального в мире! И еще — появился-таки комар. Сначала он пел вверху, возле вентиляционной решетки. Потом переместился поближе. И затих. Собственно, следовало бы встать по его душу. Но устраивать ночную охоту хотелось еще меньше, чем думать. Спать. Спать…

Аппарат был неподвижен. Он не стоял теперь, а висел, прилепившись на огромной высоте к вертикальной поверхности (справа, слева, вверху, внизу — темная душная пустота. И машина будто отдыхала в этой пустоте от полета на полной скорости, от головокружительного блуждания по какому-то черному лабиринту). Кресла, отреагировав на изменение положения кабины, превратились в некие подобия коек. Лежавшие в них тоже старались ни о чем не думать. Но… думали.

«Нет ничего хуже для пилота, чем быть сбитым вне зоны обитания. Джунгли. Непролазные леса. Чудовища. Десять зарядов в карабине и два запасных аккумулятора к нему — это для очистки совести тех, кто нас посылает.

Поврежденный аппарат садится на какую-то плешь в зеленых зарослях, срабатывает радиомаяк и до прилета спасательной службы ты жуешь питательные таблетки. На худой конец — отстреливаешься от какого-то плотоядного монстра и, естественно, его поражаешь. Это в сказке так. А на самом деле… Страшный удар разносит кабину вдребезги. И если сразу — значит, еще повезло. А если ты придешь-таки в себя? Обломок среди обломков, оглушенный, с размозженной ногой? Шансов жить — никаких. Нет даже шансов напиться. Вне зоны обитания капля воды огромная и упругая, и ее нужно пробивать или прокалывать, преодолевая поверхностное натяжение… Да еще этот юноша. Совсем ни к чему было брать с собой стажера».

«Какая неудобная поза. Кресло так и не разложилось до конца. Шарнир заклинило? Хорошо, если только шарнир. А катапульта? Нет, об этом — не надо. Два часа. Энергия на исходе. Что же он не начинает? Пора. По всему видно, пора. А он — не начинает. Ему страшно? Да. Без сомнения. Всю жизнь вот так бояться? Сколько ему? Лет сорок? Седой совсем. Хорохорится только. «Стажер, пристегнулись… Все будет в порядке. Все успеем сделать». А в нижнем городе — уже голод. Что же он тянет? «Лучший пилот службы». Я думал — чувство страха притупляется. Нет! Страх накапливается быстрее, чем опыт. Пора ведь уже! Что, что?»

— Как думаешь, стажер, пора?

— Да! Давно. Объект пассивен.

— Ошибаешься. Пассивность эта кажущаяся. Торможение еще не разлилось. Видишь кривую на экране? Это частота его дыхания. Ритм не стабилен. Так, с непривычки, можно и не заметить. Сейчас он опаснее мины. А мы должны вернуться, стажер. И привезти хотя бы четверть резервуара. Впрочем, уже недолго осталось. Могу поспорить — не больше десяти минут. Да, точно. Компьютер дает добро. Пора!

И аппарат обвалился вниз.

Этот комар таки укусил меня! Быть разбуженным среди ночи комариным укусом, согласитесь, удовольствие среднее. С размаху прихлопнул его ладонью. Но он каким-то непостижимым образом проскользнул у меня между пальцами. Замахал руками, надеясь достать скверное насекомое в воздухе. Он уворачивался с мастерством бывалого аса. Исполнил даже, по-моему, обманный маневр — беззвучное падание со сложенными крыльями. Удивительный комар. (Кажется, комары в последнее время сильно поумнели.) А затем то ли устрашенный моей агрессивностью, то ли насыщенный трапезой, скользнул — в форточку? Вентиляционный канал? Туда, откуда пришел. А я уснул. И надо же такому случиться — досмотрел продолжение прерванного сна.

Негромко звенели моторы, подмигивал зеленым зрачком автопилот. Кондиционеры всасывали ароматный дым сигареты старшего. Стажер полулежал с закрытыми глазами, расслабившись. Позади осталась дикая болтанка, броски машины вверх, в стороны, вниз, падание с громадной высоты, врезающиеся в грудь ремни безопасности. Осталось то состояние между жизнью и небытием, которое запоминается каждой клеточкой тела. Впереди — шлюз зоны обитания (машина протиснется сквозь щель в силовых полях и уйдет под землю, в область сконцентрированного пространства, щель тотчас же закроется — будто ее и не было). Мягкий прогиб эластичной поверхности посадочной площадки. Здание аэропорта. К машине тут же подкатят кары заправщиков, ее окружат механики. Громоздкая автоцистерна запустит свои шланги в грузовой резервуар. А они прежде всего спросят о судьбе двадцать второго (да, да, в таких передрягах антенны всегда ломаются, вот и с ними теперь связи нет, но на площадке о двадцать втором, наверное, все уже знают). А потом? Глоток веселящего из аптечки и по домам? Но это в будущем. Сейчас же есть только ночной полет.