Вальдемар Лысяк - MW-12-13

- Чары! - только и пробормотал священник, делая рукой знак креста. - Колдовство! Apage satanas!!! Людовик зло поглядел на него и проворчал:

- Заткнись, идиот, или выметайся!

После чего он приблизился к видексу и осторожно поднял его. Присматривался долго.

- Именно так все и будет, - шепнул он. - Риго сделает увеличение и заплатит головой, если ошибется хотя бы на волосок в парике!

Он обернулся к стоящему рядом дворянину и, показывая ему видекс, спросил:

- Ты хоть догадываешься, граф, в чем тут штука? У тебя такое собрание стекла, что считаешься знато­ком. Докажи же сейчас, что тебя недаром считают таким.

Спрошенный сделал шаг вперед и ответил, подумав:

- Не знаю, сир, но думаю, что это венецианское стекло, объединенное с каким-то кристаллом. Ремес­ленники Мурано и Бурано творят со стеклом такие чудеса, что в это трудно поверить. Один беглец из Венеции, бывший секретарь дожа, говорил мне, что кое-кто из них применяет заклинания и чары...

- Я же говорил, что это колдовство! - отозвался священник Жиро.

- Я же говорил, что это венецианский шпион! - вторил ему офицер.

Король успокоил их гневным взглядом и повернулся к Стайнбергу. Он подошел к нему, привстал на колени и тихо спросил:

- Ты слышишь, что я тебе говорю?

Стайнберг пошевелил спекшимися губами и опустил веки, давая понять, что слышит.

Людовик наклонился еще ниже и, приблизив губы к самому уху лежащего, сказал так тихо, что его слова, заглушаемые шипением горящих факелов, не достигли ушей стоящих чиновников и дворян:

- Не знаю, кто прислал тебя, Бог или Сатана. Но ты принес мне самый лучший портрет, посему я дарую тебе жизнь. Я спрячу твое лицо от мучавшей тебя банды и буду тебя хорошо кормить, но ты взамен выпросишь для меня милости на небе или в преисподней. Я еще хочу пожить, но когда придут мои последние денечки, еще поторгуюсь тобою с тем, кто тебя прислал. Пока!

Он встал с колен и приказал: - Мы приказываем забрать его в камеру и уже не подвергать пыткам! Это человек сумасшедший. Он станет моим личным заключенным . Тот, кто теперь тронет его пальцем, пожалеет, что вообще родился на свет. Тот же из вас, кто пискнет хотя бы словечко о нем или о том, что здесь видел, кому угодно, жене или даже на исповеди, пожалеет во сто крат!

- А не лучше было бы его повесить? - спросил Сен-Мар.

- Зачем же, - добродушно развел руками король. - Зачем же, чтобы нас считали бессердечными? Разве не занимаемся мы милосердием, управляя людьми и их делами? Как говаривал наш покойный Кольбер: "Все мы осуждены делать людям добро, даже вопреки их желаниям"... Так что не обижайте его.

Когда Стайнберга выносили, Людовик кивнул Сен-Мару и отошел с ним в сторонку.

- Слишком много людей уже знает о нем, следовало бы уменьшить их число, - шепнул он. - Графа беру на себя, очень скоро после обеда у него случится несварение желудка, и он оставит нашу юдоль. Ты же убьешь палача, его помощников и всех тех, кто может проговориться!

- Значит и де Юнка, Рейля и Жиро, сир?

- Если ты в них не уверен, так убей!

- В них я уверен, сир, - пробормотал Сен-Мар.

- Тогда их помилуй, но убей остальных, судью и стражей, которые его видели. Пусть те, кого ты оста­вишь в живых, поклянутся тебе на кресте молчать. Ты же отвечаешь своей головой за его молчание. Никому нельзя с ним разговаривать, даже тебе. Оденешь ему на голову маску, только не тяжелую, не железную, матер­чатую, лишь бы он не мог ее снять. Он хотел знать, кем был заключенный в маске, вот и будет знать... К маске сделаешь два ключа, один для себя, второй - для меня. Подготовишь документы, но такие, что каждый, кто бы взял их в руки, останется в дураках. Дай ему несколько имен и сделай нашим арестантом уже много лет. Все эти имена должны быть именами наших настоящих заключенных, как, например, Маттиоли. Понял? - Понял, сир. - Да, и вылечишь его. Он должен жить долго, так долго, как и я сам. После того, как король вышел, Сен-Мар обратился к де Юнку: - Я спас тебе жизнь, глупец. Тебе, Рейлю и Жиро. Всех других, что видели его, мы должны втихую прикончить. В течение недели набери на работу новых охранников. Скажешь им, что это поли­тический заключенный, итальянец. А теперь позови доктора Рейля, пускай сложит ему кости и сделает все, чтобы выздоровел. Это приказ короля.

- От болезни тоже? - спросил де Юнк.

- Какой еще, черт подери, болезни?

- Нехорошей. Подхватил от какой-то девки, у него уже язвы на животе.

- Надо, чтобы Рейль это убрал. Король желает, чтобы арестант жил сто лет.