Урсула Ле Гуин - Гончарный круг неба

— Вы помните годы чумы? — спросил Орр без вызова, но с какой-то необычайной ноткой в голосе.

Сарказм? Он украдкой взглянул на Лилач, которая отошла к своему креслу в углу.

— Да, помню, когда началась эпидемия, я был уже почти взрослым. Мне было двадцать два года, когда в России впервые объявили, что химическое отравление атмосферы принимает форму вирулентных образований. На следующий день была опубликована больничная статистика Мехико. Потом определили инкубационный период, и все тут же начали считать и ждать. Начались мятежи, появились секты: Церковь Судного Дня, движение Яростных. В тот год умерли мои родители, на следующий год жена, потом две сестры и их дети — все мои близкие. — Тут Хабер горестно вскинул руками. — Мне их никогда не забыть.

— А ведь чума покончила с перенаселением, — сказал Орр. На этот раз сарказм в его голосе звучал совершенно отчетливо. — И это сделали мы.

— Да. Теперь перенаселения нет. А было ли другое решение, кроме атомной войны? Теперь нет постоянного голода в Южной Америке, Африке и Азии. Когда полностью восстановят транспорт, не останется даже тех отдаленных голодающих районов, которые еще сохранились. Говорят, до сих пор треть человечества ложится спать на пустой желудок, но в тысяча девятьсот восьмидесятом году они составляли девяносто два процента. Теперь на Ганге не бывает наводнений из-за плотин, образованных трупами умерших от голода. Дети рабочих в Портленде больше не болеют рахитом, а ведь до Катастрофы все это было.

— Чума, — сказал Орр.

Хабер наклонился вперед над своим большим столом.

— Джордж, скажите мне, Земля перенаселена?

— Нет.

Хабер подумал, что Орр рассмеется, и с опаской отодвинулся немного, потом увидел, что глаза Орра блестят от слез. Орр чуть не рехнулся. Тем лучше.

Если он развалится, адвокат менее всего будет склонна рассказывать кому-нибудь о случившемся.

— Но полчаса назад, Джордж, вы были глубоко обеспокоены, потому что считали перенаселение угрозой цивилизации, всей земной экосистеме. Я не думаю, чтобы беспокойство исчезло, но качество его изменилось, поскольку вы пережили его во сне. Теперь вы знаете, что в действительности для него нет оснований. Беспокойство по-прежнему существует, но теперь вы знаете, что оно иррационально и что оно соответствует вашему внутреннему миру, а не реальности. В этом все дело. Это только начало, хорошее начало. Мы многого добились на этом сеансе. Вы понимаете? Теперь у нас есть возможность справиться с болезнью. Мы добрались до того, что угнетало вас. Теперь борьба пойдет легче, потому что вы свободный человек. Вы это чувствуете? Разве вы не чувствуете, что толпа больше вас не угнетает?

Орр посмотрел на него, потом перевел взгляд на адвоката и ничего не сказал.

Наступила длинная пауза.

— Вы устали, — сказал Хабер.

Он хотел успокоить Орра, вернуть в обычное состояние, в котором тому не хватит смелости сказать что-нибудь о власти своих снов в присутствии третьего лица, либо сломить его, чтобы получить явные признаки ненормальности. Но он не добился ни того, ни другого.

— Если бы не инспектор, я предложил бы вам немного виски, но сейчас лучше не превращать терапевтический сеанс в выпивку.

— Вы не хотите услышать мой сон?

— Если хотите.

— Я хоронил их в одной большой траншее. После смерти родителей я работал в погребальных войсках. Мне тогда было четырнадцать лет. Но во сне мертвые были все обнажены и выглядели так, будто умирали от голода. Целые холмы трупов. Мне нужно было их всех похоронить. Я искал вас, но вас среди них не было.

— Нет, — уверенно возразил Хабер. — Я еще не попадал в ваши сны, Джордж.

— Попадали. С Кеннеди. И как лошадь.

— Да, в самом начале лечения, — сказал Хабер, отметая это. — В этом сне вы использовали кое-какие реальные происшествия.

— Нет. Я никогда никого не хоронил. Никто не умер от чумы. Все это мое воображение. Я видел это во сне.

Проклятие! Этот идиот вышел из-под контроля. Хабер склонил голову, изображая терпеливое выжидание. Это было все, что он мог себе позволить, более сильное средство вызвало бы подозрение у адвоката.

— Вы говорите, что помните чуму. Но разве вы при этом не помните, что никакой чумы не было, что никто не умирал от смертоносного рака, что население продолжало расти? Нет? Вы не помните этого? А вы, мисс Лилач, не помните и то, и другое?

Тут Хабер встал.

— Простите, Джордж, но я не могу допустить вмешательства мисс Лилач. У нее нет должной квалификации. Она не может вам отвечать. Это сеанс лечения. Она здесь для наблюдения за усилителем и больше ничего. Я настаиваю на этом.