И Людочка отдала документы в Текстильный Институт, навсегда променяв светлые идеи журналистики на приземленный труд конструктора верхней мужской одежды. И никогда не жалела о том, что не вернулась в свою родную Пермь. А о чем жалеть, спрошу я вас? Девушка учится в уважаемом московском вузе, всем «лучшим подлюгам» нос утерла. А в Текстильном Институте, кстати, и модельеров готовят. О том, что она учится вовсе не на модельера, Людочка предпочитала помалкивать.
Студенческие годы летели быстро, даже чересчур быстро. Московские театры, выставки, кино… Да и просто Москва, в которую Людочка влюбилась всей душой. И помыслить не могла отсюда уехать. Но! Московской прописки у нее не было. Женихи в «катушечном» институте были наперечет, да и большинство из них — тоже из провинции. Девчонки, мечтательно заводя глазки, любили говорить о ребятах из МИФИ: умные, перспективные, а если и не москвич — так все равно далеко не ушлют: Черноголовка там, Обнинск, Троицк. Пусть и не совсем Москва, а все ж не деревня какая подмосковная — народ там культурный, научный. Но вот ведь незадача: никак не удавалось Люде попасть на заветный новогодний вечер в МИФИ. Первый курс — дура просто была, не сообразила еще, что к чему, на втором увлеклась одним типом из МГУ (только время потеряла), а на третьем курсе, аккурат перед сессией, заболела мама — пришлось срочно лететь в Пермь, даже без стипендии осталась в результате.
Четвертый курс был предпоследним, Люда понимала — сейчас или никогда. И поэтому, когда мифист с хищными глазами протянул ей заветный билет на заветный новогодний вечер, она почувствовала настоящий азарт охотницы. Мифиста с хищными глазами она, кстати, больше и не видала никогда. Новогодний вечер удался и принес долгожданные плоды: Люда познакомилась с Левкой Кацеленбубеном. Собой он был не ахти — и росточком не вышел, и был слишком смугло-черняв, но в остальном соответствовал требованиям: москвич, перспективный. Маячила там, правда, за Левкиной спиной какая-то страшноватая мифисточка из «больно умных», но Люда ей особого значения не придавала. С Левкой встречались всю весну. И даже из стройотряда летом он ей написал пару писем. Она, правда, написала ему семь — но кто же считает. Летом, в Перми, Людка, хоть и была страшно суеверная, стервозной Веронике таки прозрачно намекнула о возможном «пошиве платья белого». Ну, с другой стороны, это было необходимо — Вероника по осени собиралась замуж за одноклассника. Надо же было «обрадовать подружку».
Однако осенью все пошло вкривь и вкось. Левка особой радости от встречи с Людой не проявил, появляться стал редко, ссылаясь на занятость, преддипломную практику и прочее. А потом уже, стороной, Люда узнала, что платье белое шьет вовсе не она, Людочка, а та самая страшноватая мифисточка, тоже, кстати, из провинции. Тем и кончились Людочкины планы на законную московскую прописку и перспективного мужа.
Ну, погоревала она, конечно, сколько следует. Излила душу своей верной подруге Верке. С Веркой она познакомилась, когда санитаркой в Склифе подрабатывала, а Верка там отлеживалась после очередного показательного суицида. Ну, разговорились-подружились. Верка как есть непутевая была, просто страсть. Чтобы статью за тунеядство не впаяли, она днями отсиживалась в будке «Мосгорсправки», а вечерами занималась своим истинным призванием — наговором и гаданием. Жила у черта на рогах, как в песне: «мне до Щелковской — метро, а от Щелковской — автобус». Ну, Верка, своя душа, Людочку выслушала, фотку Левкину испросила и обещала ему, изменщику, «сладкую жизнь и полную фетяску в смысле карьеры».
Но Верка Веркой, а ведь надо же ж девушке свою судьбу решать. Впрочем, решать ничего и не пришлось. Комиссия по распределению высоко оценила Людочкину разработку «Пиджака однобортного, из диагонали с ворсом», да и отправила ее конструктором-технологом на швейную фабрику города Чехова, что в Московской области. Швейная фабрика предоставляла также место в рабочем общежитии. Людочка, совсем уж изготовившаяся ехать на какую-то далекую периферию, а то и вовсе — в родную Пермь под бок к стервозной (и уже беременной) Вероничке, слегка воспрянула духом. Область все-таки — Московская. Полтора часа — и в Москве! Да что там — это ж почти Москва!
Но увы, действительность опять оказалась далекой от идеалов. Чехов был обычным крохотным городишком: пыльным, сонным, с бетонными раскрошенными тротуарами и беленым зданием почты. Стоит ли добавлять, что на вывеске «Почта» буква «О» была оторвана еще в незапамятные времена, да никто так и не удосужился ее присобачить обратно. До Москвы все-таки был не близкий свет — полтора часа. В театр не поедешь — возвращаться-то как? Последняя электричка уже давно сбежала. Ну, был под боком Подольск, да что толку от этого Подольска? Был в Чехове и непременный Дворец Культуры — кирпичный сарай, крашенный розовым поверх кирпича, с шестью колоннами перед входом. Выглядел он на редкость уныло.
Читать дальше