Лев Долгопольский - Прошедшие лабиринт [СИ]

Во-вторых, рано утром в институт являлась одна представительница разряда служивых женщин, уклончиво именуемых техничками, которая вечером убирала в райпотребсоюзе, а по утрам прирабатывала на полставки в Подольском Пищевом.

Еще Честертон заметил, что нет лучшей шапки-невидимки, чем униформа обслуги — почтальона или дворника. Вот и тетя Груша: на вопрос Сергея, был ли кто-то в институте, честно ответила, что посторонних никого не было… Технички — разве ж это посторонние? Однако лукавство ее заключалось в том, что эта самая Тонька Вяльцева, непутевая, взяла моду приводить с собой на работу своего Генку, который в школу временно не ходил, а сидел дома в карантине.

Вначале тетя Груша строжилась:

— Да нельзя ж, Тонька, тут приборы разные, химикаты, е-ве-емы, неровен час — разобьет или какую гайку свинтит?! А мне отвечать? Не положено!

— Ну теть-Груш, — заныла Тонька, размазывая дефицитную «Ленинградскую» тушь. — Ну он тихонько посидит, уж я пригляжу. Глаз не спущу! Как же мне его одного оставить, весь двор — сплошные хулиганы, ведь это ж сАтаны, а не дети, и чего сотворят — год думай, не сообразишь.

— Дома закрой, — сурово посоветовала тетя Груша.

— А дома закрыть — не подожжет, так потоп устроит! — всхлипнула Тонька. — Давеча вот кота к зонтику прилаживал, парашют, вишь, изобретал, каторжник, еле спасли животную с дерева. А зонтик-то японский, двадцать рублев… Ты ж не по-казенному — ты по-свойски рассуди! Дитя ж родное, без отца рОстить каково?.. А я тебе тоже по-свойски — тут она перешла на шепот — орехов торбочку подкину, а то медку с дедовой пасеки, помогать нам друг другу надо, кто ж нам, бабам, поможет, когда не сами себе… Уж я пригляжу, все лучше на глазах материных…

— Да так-то оно так, — вздохнула тетя Груша. — Ну смотри, Антонида. Чтоб ни-ни, тише воды, ниже травы, упаси бог, зав охраной увидит, прогрессивки лишит!

Так и уговорила ее Антонида. Да и медком тетя Груша соблазнилась… И по утрам старательно делала вид, что не замечает круглой стриженой Генкиной головы в пятнах зеленки, когда он тишком прошмыгивал в институт, прячась за потертую материну кошелку.

Так было и в то роковое утро. Заспанный Генка проскользнул мимо обшарпанной кафедры, за которой восседала тетя Груша, и был оставлен матерью в лаборатории со строгим наказом — ничего не трогать. Сама она, бормоча «ишь, накурили здесь», отворила окно, собрала со столов грязные чашки с окурками, торопливо размазала по полу шваброй воду и поволокла ведро в соседний кабинет.

Он бы и не трогал, нужны ему больно ихние хреновины… Но сегодня у него была нешуточная забота. Генке требовались деньги. И не просто, а позарез: все пацаны уже посмотрели здоровский фильм про Чингачгука, и, захлебываясь, рассказывали друг другу разные потрясные штуки. А он только слушал да чесал колючий затылок. Просить денег у матери — себе дороже. Опять нудить станет, помянет и разбитое в школе стекло, и прожженную скатерть, а там и до «загубленной жизни» и «весь в отца» недалеко… А спешить надо было: фильм шел в повторном, всего несколько дней. Так и пропустить можно!

И он нашел-таки способ добыть денег: очкастый Веник из пятого дома покупал у ребят головастиков по пятаку. Наловить их сачком в пруду — плевое дело! Да вот незадача: третьего дня Генка раскокал литровую банку, которую выдал ему деляга Веник. А без банки и не суйся… Поначалу он примеривался стащить банку у матери: вон сколько компотов накрутила! Но за «закрутку» можно было огрести по полной: дефицитная стеклотара была у матери на счету, банки стояли в кладовке ровными рядами. Надо было думать. Он и думал…

Поэтому сегодня, улучив момент, когда мать вышла поменять воду в ведре, он быстро осмотрелся и заглянул в шкаф. Штуковины всякие, папки какие-то пыльные…

Тут он увидел затыренную в угол диковинного вида посудину литра на полтора. Во! В посудине была позеленелая, тухлая вода: наверно, давно стоит, все уж забыли… Авось не хватятся!

Генка схватил кривоватую посудину. Сойдет! Теперь нужно было вылить странную жидкость, но тут его ждала неудача — в раковине, как назло, стояла бадья с какой-то синюшной дрянью, даже на вид очень тяжелая, не отодвинешь. А в бадью тоже выливать не годится — еще рванет все, знаем мы этих химиков, от матери потом достанется. Пришлось выкручиваться — и он торопливо вылил воду в стоявший на окне небольшой аквариум. Вся не вместилась, тогда он улегся животом на широкий подоконник и выплеснул протухшую вонючую воду в клумбу, где суетились большие муравьи. Куда ж стекляшку спрятать? Он перемахнул через подоконник, надежно пристроил посудину в груде старых картонных коробок, сваленной в углу дворика, и сиганул обратно. Вышло! Вернувшаяся с ведром мать застала его благонравно рассматривающим космонавтов на плакате «Союз-Аполлон».