Ким Робинсон - Годы риса и соли [litres]

Вскоре ему стало казаться, что кроме этой монотонной жизни он и не знал никакой другой. Однажды утром он нянчил чужую дочку, которая подхватила ветрянку, сидел рядом с девочкой, которая вяло лежала в тёплой овсяной ванночке, храбро водя пальцем по воде, и время от времени постанывала, как маленький зверёк, и он испытал внезапный прилив необузданного счастья просто потому, что его, старого вдовца, соседи использовали как няню. Старая рыба-дракон. Точно такой человек жил давным-давно в Пекине, в дыре за стеной у Больших красных ворот, чинил обувь и наблюдал за детьми на улице.

Глубокое чувство одиночества, терзавшее Бао с тех пор, как умерла Пань, начало отступать. Хотя среди людей, с которыми он жил теперь, не было ни Куна, ни Пань, ни Чжу Исао, спутников его судьбы, а были просто люди, с которыми он случайно сошёлся, они тем не менее теперь стали его общиной. Может, только так всегда и происходит и нет никакой судьбы: ты просто сливаешься с людьми вокруг тебя, что бы ни происходило в истории и во внешнем мире, ведь для отдельно взятого человека мир – это всегда ближний круг (деревня, взвод, рабочее подразделение, монастырь, медресе, завия, ферма, дом, корабль, квартал), и всё это составляет истинную окружность его мира, порядка двадцати персонажей, со словами, как у актёров в одной пьесе. И каждый актерский состав наверняка включал одни и те же типажи хоть в драме, хоть в кукольной сценке. Он вот теперь был старым вдовцом, нянькой, сломленным старым чиновником и поэтом, который пьёт вино у ручья, ностальгически поёт под луной да скребёт тяпкой в своём бесплодном огороде. Это вызвало у него улыбку, доставило радость. Ему нравилось иметь соседей, нравилась его роль среди них.

Время шло. Он продолжал преподавать у нескольких классов, проводя семинары под открытым небом у долинных дубов.

– История! – говорил он ученикам. – К ней сложно подступиться. Нет простого способа вообразить её. Земля вращается вокруг Солнца триста шестьдесят пять с четвертью дней в году, год за годом. Тысячи таких лет прошли. А какие-то обезьяны мастерили всё больше и больше орудий, увеличиваясь в числе, захватывая планету посредством денег. В итоге почти всё материальное и живое на планете оказалось в их пользовании, и тогда они задумались, чего хотят добиться помимо того, что просто сохранить жизнь, и стали рассказывать друг другу истории о том, как они здесь оказались, что с ними случилось и что всё это значит.

Бао вздохнул. Студенты наблюдали за ним.

– Как говорил Чжу, история – это трагедия отдельного человека, но комедия для общества. Пройдёт большой отрезок истории, и примирение может быть достигнуто, в этом комедия, но каждого человека ждёт трагический конец. Здесь нужно признать: что бы мы тут ни говорили, смерть для человека всегда является концом и катастрофой.

Его студенты внимательно смотрели на него, готовые с ним согласиться, потому что им было по двадцать пять, а ему около семидесяти и они чувствовали себя совершенно бессмертными. Возможно, в этом и заключается эволюционная полезность пожилых людей, заключил Бао: они дают молодым некий психологический щит, ограждающий их от реальности, вводящий в состояние, позволяющее им игнорировать тот факт, что возраст и смерть придут и к ним, и произойти это может слишком рано. Очень полезная функция! А стариков это просто забавляло, и к тому же чуть-чуть отвлекало от собственной смертности, напоминая им ценить жизнь.

Поэтому он улыбнулся их необоснованному спокойствию и сказал:

– Ну, хорошо, мы признаём эту катастрофу, и люди, которые остаются, продолжают жить. Продолжают! Они связывают нити, как только умеют. И, как говорил Чжу Исао, как говорил мой давний товарищ Кун Цзяньго, каждый раз, когда люди сплачиваются и восстают против установленного порядка вещей в попытке восстановить справедливость, в некоторых отношениях они обречены на неудачу, но в других – на успех; и в любом случае они что-то оставят потомкам, даже если это всего лишь знание о том, как тяжела борьба, что в ретроспекции делает попытку отчасти успешной – и люди продолжают жить.

Молодая девушка, Аочжани, приехавшая сюда, как и многие другие иностранцы, изучать старую школу сельского хозяйства, спросила:

– Но если мы всё равно перевоплощаемся после смерти, разве смерть такая уж катастрофа?

У Бао вырвался глубокий вздох. Как и большинство людей с научным складом ума, он не верил в реинкарнацию. Очевидно, истории о реинкарнациях были просто историями, пережитком древних религий, но всё же… Как объяснить это чувство космического одиночества, как будто он растерял всех своих вечных спутников? Как объяснить тот случай у Золотых ворот, когда он поднял свою внучку на руки?