Николай Грошев - Павший мир. Выжившие [СИ]

— Показалось, наверное. — Пробормотал он, поднимаясь выше, на восьмой этаж…

Его шаги стихали, он уходил всё выше.

А женская рука, оторванная у локтя, вздрогнув, пошевелила пальцами, переползла к другой стороне лестницы, используя для движения свои тонкие местами посиневшие пальчики, и снова замерла, словно в ней не осталось ни капли жизни. По идеи — жизни в ней и не осталось, однако…

Восьмой этаж не отличался ничем от прочих, так что он покачал головой, и собрался было двинуться обратно, да поискать другие дома с белым листком на двери подъезда. Но не сделал этого — какой-то странный шорох и звук, коего он не смог идентифицировать. Он замер, прислушался — вот, опять тот же звук, только теперь он стал громче и вроде бы, похоже на то, будто кто-то шлёпает ртом, да так сильно, что зубы друг о дружку стучат.

Хм. И что это? Может, замёрз там кто, и сейчас его трясёт в лихорадке?

Он постоял ещё с минуту у выломанной двери квартиры, из которой доносился звук.

Потом сглотнул, да так громко, что сам с себя напугался и таки принял решение.

— Ну, нахер. Лишний риск ни к чему хорошему не приведёт. — Прошептал он, собираясь покинуть это место. Однако не смог. Из квартиры раздался голос.

— Лидочка, как ты там? — Сказал голос, и ответом ему стал тот же странный набор звуков — шлёпанье, ритмичная и редкая зубная дробь. А ещё появился едва слышный шорох.

Голос сразу стих. Последовал глубокий печальный вздох, который он едва расслышал, и наступила тишина. Он шагнул к двери. Оружие наготове, волосы на загривке встали дыбом, инстинкты орут дурным голосом «не ходи туда!». Но как же? Там люди, возможно, им нужна помощь, возможно, пройдя мимо, он обрекает кого-то на незавидную участь или даже на смерть.

Нет, он не мог уйти теперь, поняв, что там есть живые люди, кроме того, судя по вопросу мужчины, там находится женщина, которой нездоровится. Почему нездоровится и как он сможет помочь, это дело десятое. Сначала нужно встретиться с ними, понять что произошло, предложить свою помощь. Он, если получится, поможет им, а они объяснят ему, какого чёрта здесь творится и почему всё стало настолько плохо.

Он ступал осторожно, стараясь не выдать себя шумом — мало ли. Так-то да, кому-то там нужна помощь. И по идеи, подкрадываться не стоило бы. Кто знает, как это воспримут люди внутри? Но кто знает? Вдруг там помощь нужна не совсем та, что он готов предоставить? Ведь если ему пулю в лоб загнать, помощи он оказать сумеет куда больше — мертвецу ведь автомат, еда и одежда оно уже не надо, а владельцу выпущенной пули все эти вещи вполне пригодится.

Так что он старался проявить максимум осторожности. И, как в первый момент показалось, совершенно напрасно. Бояться тут не кого, да и помощь не факт что нужна. И всё же он не ушёл.

На маленьком стуле у стены, откинувшись на низкую спинку, сидела девочка с всклокоченными волосами. Она равномерно взмахивала рукой — поднимет, опустит вниз, потом снова поднимает, снова опускает. Всё как-то механически делается, словно не человек она, а машина. Бедняжка давно не мылась — волосы сосульками свисают. Тонкая шея серая от грязи, как и тонкие ручки, торчавшие из отворотов короткого платьица. Ноги разведены в стороны, и худые коленки торчат высоко вверх — со спины, она словно большая буква «М» с вертикальной чёрточкой посередине. Худая до ужаса, просто сердце разрывается на неё смотреть. Он убрал оружие за спину и замер на месте — что сказать? И где её отец? Кто-то ведь с ней говорил. Да и как блин с ней разговаривать? Она наверняка видела всё, то безумие, что творилась снизу. Как минимум, слышала. Вот и машет так рукой, вот и плохо ей, скорее всего с головой плохо — то, что оставило столько крови и куски тел внизу, пережить и с головой в дружбе остаться, мало у кого получится. Даже у взрослых, а тут совсем ещё ребёнок. Бедняга натерпелась так, что, возможно, помогать уже поздно.

Минуты две он не знал, как объявить о своём присутствии. Но, в конце концов, собрался с духом и максимально тёплым и дружественным голосом, произнёс.

— Девочка, не пугайся, я не причиню тебе вреда. Где твой папа?

Девочка замерла. Рука больше не двигается. Плюшевый мишка, который был сжат в крошечном кулачке, и коего, видимо, в детской, непонятной этой игре, наказывали за что-то, упал на пол.

Худой торс отклонился вправо, голова девочки медленно повернулась к нему.

— Б-б-блять… — Выдохнул он, пытаясь пятиться, но ноги отказали начисто.

Серое лицо девочки, исказилось. Сильно так исказилось. Словно она закричать собралась, но не испуганно или там, удивлённо, вовсе нет. Чёрный рот девочки открылся, синие губы образовали почти идеальный круг, и комнату наполнило такое дикое, жуткое хриплое шипение, что он едва не сходил в туалет прямо тут, не сходя с места.